Воспоминания: 1802-1825

После моего прибытия в Петербург Император сообщил о причинах, очень мне лестных, по которым он выбрал меня на эту, требующую его доверия, должность. Моим предшественником был граф Сипягин, которого Император очень любил и быстро продвигал по службе, и которому полностью доверял. Этот человек только что лишился всех милостей. Командование гвардией перешло от генерала Милорадовича к генералу Васильчикову, мне было очень приятно служить под его началом. Исполнение его и моей должности было делом равно нелегким, нам многие завидовали, нас критиковали и поучали все военные куртизаны, чье отличие от таких же особ, служивших при дворе Екатерины II, заключалась только в сапогах и шпорах теперь, и туфлях и кафтанах с шитьем тогда. Многие гвардейские генералы являлись генерал-адъютантами, они докладывали Императору обо всем. Другие находились под защитой великого князя Константина, который со времен Варшавы сохранял за собой командование гвардейскими частями в Петербурге, и стремился поддерживать преданных ему людей и продвигать свои полки. Только начавшие службу великие князья Николай и Михаил исполняли ее с усердием молодости, руководимые страстью к военной жизни. Все эти обстоятельства должны были мешать работе начальника штаба, который обязан быть проводником воли командующего. Чувствуя всю затруднительность своего положения, я наметил себе линию поведения, от которой никогда не отходил. Не вмешиваясь ни в какие интриги, я старался вернуть власти то, чего она была лишена из-за честолюбивых помыслов, вместо того, чтобы оказывать влияние на окружающих, я был только исполнителем полученных приказов, чем заслужил искреннюю дружбу генерала Васильчикова, уважение некоторых моих товарищей и спокойную совесть.

Мои обширные и нескончаемые обязанности полностью оторвали меня от жизни общества. Я вернулся в столицу, но не смог вернуться к своим прежним привычкам. Моя жена приехала через три месяца, и я полностью погрузился в исполнение своих служебных обязанностей и в домашнее счастье. Мы выехали в лагеря под Красным Селом и произвели маневры, которыми Император остался очень доволен. Он назначил меня своим генерал-адъютантом, эта награда доставила мне большое удовольствие.

Мне удалось отвезти жену в Ревель, чтобы представить ее моему замечательному и пожилому отцу, который еще не имел этого удовольствия. Я оставался там только три недели, так как служебные обязанности призывали меня в Петербург.

1820

Зиму я провел в тех же занятиях, не имея ни минуты для выхода в свет. Летом Император выделил мне, жене и детям квартиру в Царскосельском дворце, что стало для меня возможностью передохнуть перед тем, как почти все дни я проводил в городе или в Красносельском лагере.

Уже некоторое время Император был недоволен лейб-гвардии Семеновским полком и особенно его командиром генералом Потемкиным. Этот полк занимал и развлекал его еще в царствование его отца, и со времени своего вступления на престол ему доставляло удовольствие на досуге входить в мельчайшие детали полковой жизни. Он знал в полку всех офицеров, многих унтер-офицеров и большую часть гвардейцев. Его природная доброта подчас позволяла свободный вход в его апартаменты военным различного звания, служившим в этом полку. Он ссужал полковых офицеров деньгами, у него была домашняя прислуга из числа уволенных от службы семеновских солдат, наконец, он сам был шефом этого полка и оставался для него ярым защитником. Столь явное внимание должно было подействовать на моральный дух офицеров и солдат, мало-помалу, дух интриганства, ревности и даже тщеславия распространился в полку вплоть до рядовых гвардейцев. Командир полка почувствовал себя, и даже с некоторым правом, на особом положении в армии, он имел завистников, с трудом подчинялся приказам, исходившим не он самого государя, от которого он привык получать распоряжения напрямую. Будучи горд своей должностью, но, не имея необходимых моральных и умственных качеств для того, чтобы заставить себя уважать в столь трудно управляемом полку, не имея даже такта по отношению к своим командирам, генерал Потемкин был самим ходом вещей обречен мало помалу потерять доверие Императора. Он не желал замечать нависшую над ним немилость.