Великий князь стремился показать пример уважения и старания. Во время парада он вел себя, как простой генерал, казалось, что он робел в присутствии своего государя. Он лично проехал на правый фланг парада, а при втором проходе войск он замыкал их движение с портфелем в руках для того, чтобы получить и записать приказания императора.
Все свидетельствовало о полнейшем согласии между обоими братьями, и император делал все от него зависящее для поддержания и укрепления этого положения. Но пребывание государя стесняло великого князя. На протяжении многих лет он привык подчиняться только самому себе, вошел в обыкновение приказывать как начальник. Теперь, когда он был вынужден как минимум подавать пример подчинения, он опасался преследующего взгляда императора, зная о том, что существует недовольство теми решениями, которые он позволял себе принимать, а также его резкостью и, подчас, чрезмерной суровостью. Его ближайшее окружение опасалось ответственности в то время, когда поляки надеялись на перемены, в частности, на ограничение власти великого князя. Две столь противоположные друг другу позиции усложняли положение императора. Компромиссного решения не могло быть. Надо было либо поссориться со своим старшим братом, который признал его в качестве императора России и предоставил ему трон, либо проиграть во мнении своих новых подданных поляков, показав им, что он не может и не желает изменить их подчиненное великому князю положение. Словом, что их интересы приносятся в жертву братским связям с тем, чьи притеснения вызвали их жалобы.
Только через некоторое время императору удалось выйти из этого ложного положения при помощи определенности и твердости, с которыми он отказал великому князю в некоторых его просьбах, и, благодаря тому вниманию, которое он уделял всем тонкостям государственного управления королевства. Как и многие другие, великий князь желал всеми силами восстановить порядок в деле комплектования Литовского корпуса. Император хотел, чтобы он комплектовался из рекрутов внутренних провинций империи, великий князь настаивал на продолжении практики императора Александра, при которой корпус пополнялся за счет рекрутов только из польских и соседних губерний. Великий князь и его окружение делали все возможное, но император, считая этот вопрос жизненно важным для безопасности своей империи, держался уверенно, и великий князь остался в разочаровании.
Вскоре все приготовления к торжественной церемонии коронации были окончены. По старому обычаю на всех площадях столицы о ней объявили герои войны.
По приказанию императора из Петербурга была доставлена императорская корона с тем, чтобы показать всем, что для обеих стран есть всего одна корона, и что она — именно эта.
С раннего утра залы дворца наполнились высшими представителями королевства, дамы расположились на заранее отведенных местах в тронном зале, войска стояли от дворца до городского собора, люди толпились на улицах, на свободных площадках, у окон, зрители были везде, даже на крышах домов. Император с императрицей в сопровождении наследника, великих князей и всей военной свиты двинулись со двора в тронный зал польских королей, и поднялись по ступенькам, прикрытым королевским балдахином. Все, министры, сенаторы, духовенство, нунции, заняли указанные каждому из них места. В установившемся полном молчании король надел на голову корону и перед распятием произнес слова своей клятвы. Он вложил в них столько чувства и искренности, что все зрители были глубоко тронуты. Затем в порядке, указанном церемониалом, король и королева пешком направились в кафедральный собор, их продвижение сопровождалось восторженными криками. Войдя в церковь, под сводами которой столько королей приняли свою корону, и где столько поколений приветствовали своих государей, поляки должны были почувствовать гордость, наблюдая, как наследник Петра Великого выказывал уважение их вероисповеданию. Католические священнослужители, должно быть, с удивлением молили Господа о защите их православного повелителя. Мы же испытывали там тягостные чувства. Я не мог избавиться от болезненного и даже унизительного ощущения, которое предсказывало, что император Всея Руси выказывает слишком большое доверие и оказывает слишком большую честь этой неблагодарной и воинственной нации.
Вернувшись в свои апартаменты во дворце, император послал за мной. Видя, что я взволнован, он не скрыл от меня, насколько его рыцарское сердце переполнено чувствами. Он принес клятву от чистого сердца и с полной решимостью ее свято исполнить.