Воспоминания: 1826-1837

В это же время отряд под командованием князя Аргутинского-Долгорукова в открытом поле разбил большую часть турецкой кавалерии у крепости Карс. После первых атак неприятель сдался на милость победителя. Эта блестящая кампания была прервана только официальными известиями о том, что в Адрианополе начались переговоры о мире. Турецкий главнокомандующий попросил о перемирии, и граф Паскевич был вынужден прервать цепь своих побед.

* * *

Со своей стороны черноморский флот способствовал в меру своих сил успехам этой кампании. Он обстреливал крепости, расположенные на азиатском и на европейском берегах, захватил многие транспортные суда, разрушил, в том числе и на верфях, вражеские военные корабли. Однако, к несчастью, ему не представилось столь желанная возможность дать морское сражение. Находясь на рейде Сизополя, наш флот выжидал этого момента, послав сторожевые корабли постоянно курсировать перед входом в Босфор. Наконец, турецкая эскадра под командованием Капудана паши, состоявшая из 18 судов, пять из которых были линейными кораблями, вышла из пролива. Капитан Казарский, командовавший 18 пушечным бригом «Меркурий», увидел силы неприятеля и направился передать эту новость адмиралу Грейгу. Однако, слишком слабый ветер не позволил ему идти полным ходом. Капудан паша направил к нему два корабля, один нес 110 пушек, другой — 74. Тогда капитан устроил совет со своими офицерами, самый молодой офицер штурман Прокофьев взял слово первым и заявил, что, по его мнению, надо взорвать корабль. Это суждение было единодушно одобрено, капитан Казарский сообщил о нем экипажу, сказав, что после схватки до последней возможности, когда все способы спасения будут исчерпаны, последний оставшийся в живых офицер направит бриг на таран одного из турецких судов, взорвав тем самым оба корабля. С этой целью недалеко от порохового погреба будет лежать заряженный пистолет. Экипаж криками «Ура!» поддержал это решение, все приготовились к сражению и к неминуемой смерти.

Оба крупных турецких корабля уже использовали свои атакующие орудия, и, получив быстрый ответ малых пушек русского фрегата, приблизились к нему. Они обстреляли его двумя рядами своих орудий каждый, после чего приказали бригу сдаться. Ответом наших моряков был крик «Ура!» и залп из всей пушек и ружей. Удивленные такой храбростью турки обстреляли их слабый корабль картечью, но неустрашимый Казарский продолжал защищаться и вести свой огонь столь умело, что турецкий трехпалубный корабль вышел из боя и спустил паруса. Вскоре его примеру последовало и 74 пушечное судно. Оба они имели повреждения в такелаже, и им было стыдно продолжать этот поединок. Бриг «Меркурий» был буквально прошит ядрами, более половины членов экипажа были убиты или ранены. Наконец, после почти двухчасового сражения на виду у всего турецкого флота он смог уйти. На следующий день весь израненный, и еле держась на воде, но как победитель этот корабль появился перед нашим удивленным флотом. Через три года, когда этот бриг был послан в Константинополь, турки оказали ему воинские почести и устроили его экипажу праздник. Император наградил его георгиевским флагом (вымпелом), назначил Казарского своим адъютантом и наградил почетным оружием в честь этого подвига. Все офицеры и матросы были также щедро вознаграждены. К несчастью на фрегате «Рафаил» не было столь решительного капитана, как Казарский. Будучи окружен турецкой эскадрой, он спустил флаг и стал добычей капудана паши, который вернулся в Босфор.

Победы Паскевича в Азии, взятие Кулевчи, захват Адрианополя и Эноса на средиземноморском побережье, блокада нашей эскадрой Дарданелл, действия нашего черноморского флота, мешавшего проходу через Босфор, столько побед с нашей стороны и столько же неудач со стороны султана породили отчаяние и чувство поражения в Константинополе, и ужас в правительстве. Беспокойство народа, угрозы янычарских частей, все предвещало падение Оттоманской империи, а, возможно, и кровавую национальную революцию. Это поколебало верховную власть и находившийся в Константинополе дипломатический корпус.

В этот момент прибыл посланный королем Пруссии генерал Мюфлинг, который привез от императора Николая предложения мира и доказательства умеренности его требований. Диван увидел свое спасение в переговорах и стал умолять дипломатический корпус о поддержке. Дипломаты боялись за самих себя, если бы взбудораженное население подняло бунт, и хотели всеми способами развеять грозу, которая собиралась над их головами, а также угрожала существованию империи, столь важной для европейского равновесия. Они решились направить к графу Дибичу депутацию с призывом остановить продвижение войск и, тем самым, предотвратить разрушение Константинополя и, возможно, падение султана. Главнокомандующий ответил, что не может принять посредничество ни одной из иностранных держав, но так как желанием императора является мир и сохранение Оттоманской империи, он прекращает свое продвижение и сам предлагает этот мир, как единственное желание своего государя.