Воспоминания: 1826-1837

Все было приготовлено для путешествия, мы поехали на дрожках — той коляске, которая всегда служила императору Александру для поездок в Финляндию. Пока мы вдвоем ехали в этом хрупком экипаже, вся наша беседа проходила вокруг новостей из Парижа и вокруг последствий, которые это крупное событие должно было иметь на судьбы Европы. Вспоминаю, что, размышляя о причинах этой революции, я сказал, что «со времени смерти Людовика XIV французская нация, более развращенная, чем цивилизованная, опередила своих королей в делах и заботах по улучшению и изменению, что эта нация, которая тащила за собой на буксире решения слабых Бурбонов, что то, что еще долгое время предохранит Россию от несчастий революции, это то, что со времен Петра I именно наши государи тянули нацию в повозке своей славы, своей цивилизованности и своего прогресса во всех смыслах. Но в силу этого же не следует слишком подгонять цивилизацию, которая, будучи хотя бы раз предоставлена на усмотрение нации, вместо рассмотрения на уровне государей, привела бы к ослаблению власти и породила бы бунты».

В нескольких станциях от Выборга дрожки сломались, и мы были вынуждены пересесть в мои, еще менее удобные и крепкие, чем коляска императора. В Выборге (ранее русский город, снова передан Финляндии во время завоевания Великого княжества Финляндского) император остановился у греческого собора, где собрались его встретить губернатор и все военные и гражданские власти. После посещения укреплений, госпиталей и некоторых казенных зданий, украшавших этот маленький город, известный только по войнам между нами и Швецией со времен Петра I, и проведя в нем ночь, на следующее утро мы продолжили поездку и вскоре вступили в ту часть Финляндии, которая была недавно завоевана императором Александром.

Местность здесь была дикой, темной и устрашающей, лишь изредка вдали появлялись несколько жилищ. Дорога была узкой, извилистой, окруженной лесом вековых елей и более или менее высоких скал. Мимо них была проложена дорога, которая поднималась и спускалась по пригоркам, подчас весьма крутым и искривленным. Почтовые лошади, предоставление которых было повинностью крестьян, поочередно приходивших на станции со своими низкорослыми лошадьми, подчас без упряжи, сделали эту поездку очень опасной. Надо было иметь своего собственного кучера, свои вожжи и упряжь. На спусках эти лошади имели привычку бежать во всю прыть, из-за чего мы ежеминутно рисковали быть выброшенными на камни. Это было своего рода чудо — не сломать себе шею на протяжении нескольких станций. Местный исправник скакал впереди в небольшом двухколесном кабриолете, и его единственной заботой было снимать шляпу при каждом спуске для того, чтобы предупредить кучера императора с тем, чтобы он старался удержать коляску в равновесии. После этого кабриолет спускался с ужасающей скоростью, а мы следовали за ним таким же образом, несмотря на усилия императорского кучера господина Артамонова. Он был очень удивлен, что не смог укротить этих маленьких лошадей, своенравию которых было доверено существование государя России.