Император мне заявил, что желает дать неопровержимое доказательство своего участия несчастной вдове старшего брата, и что он поручает мне немедленно отправиться передать княгине Лович слова соболезнования и привезти ее сюда вместе с телом ее мужа, которого она решила не покидать. Я уехал из Петербурга в прекрасном самочувствии и без всякого опасения заразиться (этот род боязни никогда не был свойственен моей душе), а вышел из кабинета императора уже заболевшим. Приняв это недомогание за результат тяжелого потрясения, которое я только что испытал, я вернулся в свои комнаты с тем, чтобы подготовится к отъезду и дать своей канцелярии необходимые распоряжения на время моего отсутствия. Но стоило мне прилечь, как я почувствовал первые симптомы холеры и сразу же был признан опасно больным. Прибывший в это время из города врач императора Арендт зашел ко мне. Он был напуган моим искаженным лицом. Он дал мне лекарство и приказал приготовить для меня ванну с очень горячей, почти кипящей водой. В ней я потерял сознание и очнулся в своей постели, почувствовав некоторое облегчение. Были приняты все необходимые меры для того, чтобы уберечь императорскую семью от заражения, которое я туда принес. Мысль о том, что я могу стать причиной будущих несчастий, увеличивала мои страдания. По понятным причинам к княгине Лович был послан другой человек, я же старался, насколько это было в моих силах, вернуться к ведению моих дел. В тот же день император пришел меня навестить и сел рядом с моей постелью. С этих пор и на протяжении трех недель не был пропущен ни один день, он приходил и подолгу разговаривал со мной. Эти беседы велись на очень неприятные темы — через четыре дня после своего появления в Петербурге эпидемия приняла устрашающие размеры; во главе Резервной армии граф Толстой все еще не завершил разгром Гелгуда и не смог разоружить банды, наводнявшие те края; состояние нашей армии в Польше было далеко от удовлетворительного, холера косила солдат, плохо переносимая в наших климатических условиях жара утомила войска, а странные распоряжения покойного маршала рассеяли армию по разным местам и привели ее к общему упадку духа. В этих уже весьма огорчительных обстоятельствах новости из Петербурга не улучшали положения дел. Эпидемия холеры устрашила все классы общества, которые заволновались. Особенно это сказалось на народных низах, страдавших от мер санитарного контроля, кордонов вокруг города, активного полицейского наблюдения и даже от тех забот, которые правительство им предоставило в госпиталях.
Встревоженные всеми этими принудительными мерами, люди заговорили об отравлении, они стали собираться толпами, нападать на улицах на иностранцев, обыскивать их для того, чтобы найти этот выдуманный яд, они громко обвиняли врачей в отравлениях, они распускали слухи о том, что воды Невы якобы отравлены. Эти ослепленные люди мало-помалу осмелели и большими толпами собрались на любимой ими Сенной площади, там они останавливали экипажи, оскорбляли иностранцев и врачей, подняли руку на полицейских офицеров и жандармов, которые прибыли для того, чтобы восстановить порядок. Наконец, как бешенные животные они бросились к стоявшему на площади дому, в котором был недавно устроен госпиталь. В один момент эти несчастные наполнили весь дом, они верили в отравление и с пеной у рта искали жертв. Окна были разбиты на тысячу кусков, мебель выброшена на улицу, больные изгнаны из дома, умирающих бросили на мостовой, бедных служителей госпиталя и санитаров избили и преследовали, наконец, врачей гнали с этажа на этаж и убивали со всей жестокостью бредового ослепления. За несколько мгновений до этого в толпе появился генерал-губернатор, но его слова не были услышаны. Его полномочий не хотели признавать, ими пренебрегли. Полицейских осыпали руганью. Видя, что их жизнь подвергается опасности, они попрятались или ходили переодетыми, не осмеливаясь использовать свои полномочия.
У генерал-губернатора графа Эссена собрались различные городские начальники, к ним также присоединился командир оставшихся в городе гвардейских батальонов и эскадронов граф Васильчиков. Все они решили наступать на толпу, используя по мере необходимости штыки с тем, чтобы рассеять собравшихся на площади. Во главе батальона семеновцев он двинулся на Сенную площадь и с барабанным боем пошел на людей, прибывавших с прилегавших улиц. Но толпа не успокоилась и не собиралась восстанавливать порядок.