Маршал Паскевич перенес свою главную квартиру в разрушенную Волю, он воспользовался наступившей ночью для того, чтобы отдать приказания о штурме укреплений Варшавы, который должен был начаться рано утром следующего дня. В городе ужас охватил всех жителей, там в суматохе обсуждали различные варианты действий, и, наконец, в три часа утра у наших аванпостов появился генерал Прондзинский. Его привели к маршалу, и он заявил, что вся Польша сдается на милость ее государя императора Николая. Паскевич потребовал, чтобы Круковецкий лично подтвердил ему эти слова. Тот прибыл, но его поведение не означало капитуляции. Маршал принял его в присутствии великого князя Михаила и заявил ему суровым и угрожающим тоном, что он не намерен вести дискуссии с бунтовщиками, и что он может принять только полную и безоговорочную капитуляцию. Круковецкий не дал положительного ответа, заявив, что он не может ничего решить без консультации с Сеймом. Для этого он попросил трехчасовую отсрочку, которая и была ему предоставлена.
Так как по истечении этого времени ответ не был доставлен, Паскевич направил в город флигель-адъютанта императора князя Суворова для того, чтобы предупредить их о возобновлении сражения. Несмотря на свое желание сохранить солдат и избежать разрушения Варшавы, маршал опасался возвращения Ромарино с 20 тысячами защитников Варшавы и не мог отложить военные действия. Итак, он скомандовал штурм. Главное наступление должно было быть направлено против редута «Воля», прикрывающего предместья Вольское и Чисте с тем, чтобы не допустить прихода подкреплений, которые могли передвигаться по краковской дороге и должны были совместно с другим корпусом попытаться приковать основные силы наступающих к Иерусалимской заставе.
Как и накануне, первую линию составляла артиллерия. Она была развернута на расстоянии половины пушечного выстрела от неприятеля, она открыла плотный огонь против укреплений и забрасывала гранаты в предместья, которые вскоре были охвачены пожаром, закрывшим пламенем и дымом от наших солдат вид на дома Варшавы. Артиллерия укреплений живо отвечала на наш огонь, пушечная перестрелка в 600 стволов с каждой стороны была началом этого столь решающего и славного дня. Наши пушки приблизились уже меньше, чем на 150 туазов, их огонь разрушил укрепления и был остановлен для того, чтобы уступить место атакующим колоннам, которые под барабанную дробь и солдатские песни двинулись на штурм. Наша победа не вызывала никаких сомнений. Укрепления, возведенные в предместье Воля и Чисте, были взяты беглым шагом, даже не зажигая запалов в ружьях.
Наконец, наши победоносные солдаты бросились на штурм стен Варшавы. Там завязалось ожесточенное сражение, стрельба из укреплений, из садов и домов косила наших солдат, но не могла уменьшить их отвагу. Они поднялись на укрепления, очистили сады, развалили дома, все баррикады на улицах были захвачены с криком «Ура!» в результате штыковой атаки. Солдаты гвардии и линейных полков ни на мгновение не нарушили порядок и самую строгую дисциплину. После каждого сражения и каждого нового усилия их ряды смыкались, и они ждали новых приказаний своих офицеров, которые везде показывали пример спокойствия и отваги.
Несколько кавалерийских полков неприятеля предприняли последнее усилие и отчаянно набросились на колонну, атаковавшую Иерусалимскую заставу. Получилась общая свалка, гвардейские драгуны и гусары были контратакованы, но не были отброшены, все бились врукопашную, знамя драгун затерялось в их рядах, все бросились вырвать его из рук неприятеля, в результате ожесточенного боя драгуны вернули себе знамя. Наконец, во всех пунктах поляки были отброшены, их сопротивление сломлено и их преследовали. Они отдали победу неукротимому русскому орлу. Поляки храбро сражались, но были вынуждены уступить бесстрашию и дисциплине наших войск. Опустившиеся сумерки положили конец резне, в наших руках остались 130 артиллерийских орудий, внешние укрепления и предместья столицы, а также более 4 тысяч пленных.
Несмотря на два дня смертельного сражения, на многочисленные приступы, на чувствительные потери убитыми и раненными (около 2 тысяч убитыми и более 4 тысяч раненными, причем офицеры составляли огромную их часть), на призывы к отмщению, ни один солдат не ворвался в жилой дом, ни один безоружный житель не пострадал и наши батальоны на улицах Варшавы были столь же дисциплинированы и послушны, как на учениях.