Воспоминания

Как я уже говорил, наша дивизия стала отступать седьмого июля, не потому что подверглась непосредственному военному давлению, а чтобы не быть отрезанной от других соединений. В первый момент мы даже совсем оторвались от своего противника, и нас как бы прямо никто не преследовал. Лишь на третий или четвертый день колонны наступающей немецкой армии стали на нас сильно наседать. Когда штаб дивизии выходил из селения, уже становились видны приближающиеся немецкие мотоциклисты.

Пока дивизия наша еще не совсем расползлась (кажется, это было в районе города Верхнее, но, может быть, я и ошибаюсь), она выдержала однажды бой с танковой частью немцев, рвавшейся на восток. Во время этого боя не было ни моего бравого майора, оставшегося в арьергарде, ни помначразведотделения по агентурной разведке (ПНО-2 по АГ), то есть “инженера — коневода”. Он все еще занимался поисками агентов, которые должны были остаться у немцев, чтобы выведать обстановку, и потом догнать дивизию. Разумеется, из этой затеи в условиях усиливающегося хаоса ничего не выходило. Мой непосредственный начальник, отправляясь командовать арьергардом, прикомандировал ко мне свою беременную полевую жену и строго — настрого наказал никуда далеко не отлучаться и ни для чего не использовать коней и бричку, на которой она могла ехать. Беременная дама, конюх и “сын полка” временно составляли мою команду.

Во время боя наша 45–миллиметровая артиллерия и истребители с противотанковыми ружьями (ПТР) оказали мужественное сопротивление немцам и подбили немало танков. Я видел бой с артиллерийского наблюдательного пункта, расположенного на самом высоком месте в городке. Мы были вдвоем с артиллерийским офицером, корректировавшим огонь нашей артиллерии по телефону. Мы сидели как в театре, пока наш хорошо видный с воздуха НП не стал объектом ожесточенной бомбежки. Прямых попаданий в блиндаж не было, но они явно надвигались. Я не решался покинуть товарища, который не получил пока разрешения уйти в другое место. Внезапно раздался телефонный звонок: комиссар полка недовольным голосом стал мне выговаривать, что надо, мол, поставить задачу для разведки и что в 984–м полку, который как раз и вел ожесточенный бой с немецкими танками, можно услышать по радио и по телефону приказы противника, которые передаются открытым текстом. “Отправляйтесь туда немедленно!”

Сейчас мне трудно объяснить читателю всю бессмысленность разговора о постановке разведзадач в ситуации боя, случайно задержавшего на сутки наше бегство, да еще в условиях нарастающего хаоса. Это были пустые слова начальника, который чувствовал обязанность действовать и хотел заставить своих подчиненных тоже что‑то делать, даже если в том и не было прямого смысла (в чисто военном отношении у комиссара была квалификация на уровне моей). Да и местонахождение наших разведок было достаточно неясно. Но приказ есть приказ. Выполняя его, я вынужден был нарушить строгое указание прямого начальника — моего майора — не брать лошадей от повозки и не покидать его даму (жерёбая кобыла, на которой я ездил, осталась в арьергарде). Пришлось приказать конюху оседлать коней от повозки. Настоящих седел не было, и он соорудил тут же какие‑то эрзацы, имевшие весьма жалкий вид. Кони были — те самые “пара гнедых” в старости, о которых поется в романсе. Я водрузился на одного коня, а конюху велел сесть на другого в качестве моего эскудеро, чтобы он мог потом, если я останусь в полку, вернуться с конями к повозке и полевой жене “хозяина”. Сходство между нами и бессмертной парой — Дон — Кихотом и Санчо Пансой — было огромное, а различие — не в нашу пользу. Мы пытались погнать коней резвой рысью, но они шли почти шагом и не хотели или не могли прибавить ходу.

Навстречу нам по дороге стремительно неслись повозки и бежали люди, покинувшие по приказу или без оного поле боя, шло много раненых. В сторону артиллерийских залпов и пулеметно — автоматных очередей никто, кроме нас, не двигался, и конюх умолял меня вернуться, указывая на верную гибель, которая впереди ждет и нас, и лошадей, а их, между прочим, майор велел беречь как зеницу ока. И тут, может быть, те самые самолеты, что незадолго до этого бомбили городок и пикировали на наблюдательный пункт (остался он цел или нет — не знаю), теперь начали бомбить дорогу, усилив всеобщую панику и смятение. Мы сошли с лошадей, нас сбило с ног взрывной волной и засыпало землей и камнями, а лошади с ржанием разбежались в разные стороны. Очухавшись, конюх бросился их ловить, а я вскочил в единственную телегу, которая мчалась с боеприпасами к месту боя, а не в город.