Воспоминания

И вот, теперь обе сестры — слушательницы Высших женских курсов! И парижанки, что не менее важно! И всё — при энергичном водительстве друзей Бабушки Розалии, милейшей семьи Риго и окружения бессмертного, который организует для них умопомрачительные экскурсии по сокровенным уголкам истинного Парижа. Но… Очень серьёзная и бесконечно интересная и всецело увлекающая учёба не оставляет лишней минуты свободного времени, — ведь девочкам необходимы знания! И здесь сильный нордический характер Стаси Фанни берёт верх над некоторой южной кавказской лёгкостью увлекающейся Марфиньки.

Начало каникул провели они в Италии. Но Стаси Фанни ждала иных впечатлений — грезились ей генетически сохраняемые в крови её рукотворные земли–нивы Нижних Земель. Нидерландов — Прародины…

…До занятий оставалось чуть меньше двух месяцев, когда за ними в

Верону приехал старший брат мамы Арво. Он увёз их на Север Европы, чтобы вместе увидеть Начало.

4. Прародина

Сохранились отрывочные записи мамы:

— Часть путешествия в Прошлое мы проделали пешком. Быть может, по этой причине впечатления мои особенно ярки…

…Укрытая красно рыжимы коврами Саксония дышала осенним изобилием. Ухоженные сельские дороги, которыми добирались они до Нидерландов, одеты были в ликующую бронзу отягощённых плодами садов. Горки яблок для прохожих светились по обочинам. Крестьянские девушки выносили им молодое вино, горячие, дымящиеся, кухены с луком… Казалось: — нет красивее и покойней мест, нет нигде такой пышной, щедрой и мирной в своём великолепии багряной осени, днём за днём погружающейся медленно в призрачный оранжевый свет вечернего солнца и вновь выплывающей в расплавленном золоте ослепительно свежих рассветов. Билась трепетно в наших сердцах радость встречи с бесконечными дрогами, по которым проходили когда–то далёкие предки–изгнанники из отнятых ими у моря Нижних Земель на Восток. И по которым шли они теперь сами — только в обратную сторону, домой — свободные, счастливые люди, причащаясь от Великой Святыни поселившегося на этой благословенной земле вечного мира…

* * *

…Прозрачным солнечным днём Марфенька, я и Арво пришли в Вестфальский Мюнстер. И, проплутав по нему самую малость, остановились, усталые и притихшие, на площади перед вратами церкви Святого Ламберта… Куранты её пробили полдень — тотчас труба протрубила громко и жалобно, яростный грай размозжил тишину… Они глаза подняли: там, вверху, над часами, где всполошенные метались вороны в мёртвом небе — чистом и светлом, на длинных консолях–крюках висели, мерно раскачиваясь, скрипели огромные чёрные клетки…

…Не было никакого вечного мира. Небыло его и на этой земле — нигде и никогда не было. Была смерть. Вцепившиеся друг в друга армии католиков и протестантов разоряли собственную страну. Орды насильников — своих и чужих — уничтожали, злобствуя и глумясь, народы Европы, совсем немного оставляя на съедение голоду, чуме, огню церковных костров и повсюду бушующих пожаров в разрушенных городах и испепелённых селениях… Пал после долгой осады Магдебург… Озверевшие солдаты Католической лиги ворвались в город…

…Чудовищно, ужасно, возмутительно/…/ зрелище представившееся человечеству /…/ Чудом оставшиеся живыми выползали из под груд зловонных трупов; дети, истошно воя, искали родителей; младенцы сосали грудь мёртвых матерей /…/ Чтобы очистить улицы /…/ выбросили в Эльбу десятки тысяч трупов /…/ Неизмеримо большее число живых и мёртвых сгорело в огне /…/ Это писал полтора столетия спустя Шиллер в своей Истории Тридцатилетней войны. Писал, словно живой свидетель свершившегося зла. Очевидец, живой свидетель зла в Магдебурге поэт Грифтиус в сонете 1636 года Слёзы отечества кричал: Мы теперь полностью и даже более чем полностью обложены армиями /…/ Наглые орды, беснующаяся труба, ж и р н ы й о т к р о в и м е ч, гремящая картечь пожрали наш пот, наш труд и наши припасы /…/ Башни стоят в огне. Церковь переобращена /…/ Ратуша повергнута в ужас /…/Сильные зарублены /…/ Девы опозорены /…/ И куда ни кинешь взгляд, повсюду огонь, чума — смерть повсюду, пронизывающая душу и ум …

Уже минуло тридцать шесть лет с тех пор как наши реки, о т я ж е л е н ы е множеством трупов текут замедленно… Но я ещё пол века назад умалчиваю о том что хуже смерти, что ужаснее чумы, пожаров и голода — что теперь с о к р о в и щ а души разграблены…