Воспоминания дипломата

   Со времени выезда из Мадрида мы в третий раз оказались перед закрытой границей. Переехали мы ее все же и на этот раз. Кое-как нашли приют и переночевали в маленькой гостинице. Как удалось утром выяснить, был открыт пограничный пункт Иллово. На следующее утро мы решили отправиться кружными приграничными путями и пробыли в пути целый день, пока не добрались до Иллова через Зольдау с тремя пересадками. Еще в Торне, на окружной железной дороге, мы подверглись обыску. Очевидно, подозревали, что у меня имеется оружие, и поэтому вскрыли один из чемоданов, бывших при нас. Но этим дело и ограничилось. В Зольдау власть была в руках солдатского Совета, и на вокзале был вывешен ряд распоряжений от его имени. На последнем перегоне между Зольдау и Иллово я увидел большие толпы наших военнопленных, которых легко было узнать по нарукавной полосе коричневого цвета. При новой власти они были выпущены на свободу и самотеком направлялись к русской границе.

   В Иллове происходило нечто невообразимое: с одной стороны, там скопилось много русских военнопленных, а с другой - этот маленький городок был переполнен разоруженными германскими офицерами и солдатами, высылаемыми из пределов Польши, где только что образовалось новое правительство.

   Граница, как и в Торне, оказалась закрытой. Пришлось искать временный приют в одном из домов местечка, и нам чуть не ощупью - тьма была кромешная - удалось набрести на дом одной доброй женщины, которая согласилась нас приютить. На три дня мы и застряли у нее. На вокзале сказали, что наш багаж еще не прибыл, а возможности проехать в Польшу пока не предвидится. Есть было нечего, лишь изредка удавалось получить на вокзале порцию картофеля в виде невообразимого пюре. Наконец, на третий день, когда я во второй или третий раз посетил местного начальника пограничного пункта - германского офицера, он согласился переправить нас через границу. Для этого он отрядил одного из унтер-офицеров, который сопровождал нас до пограничной линии. Там он нанял телегу какого-то польского крестьянина, возвращающегося порожняком в Млаву, и мы таким образом проехали около 11 километров между Иллово и Млавой. Путь лежал по песчаной и отчасти болотистой местности, повсюду виднелись кресты без надписей: то были могилы неизвестных солдат. Русские и немецкие рабочие и крестьяне в несчетном количестве сложили здесь свои головы за чуждые им интересы правящих классов. А мимо могил брели толпы военнопленных, вырвавшихся благодаря революции из плена после четырехлетнего заключения. Но настоящего мира для Европы все-таки еще не наступило.

   При столь необычных обстоятельствах я снова оказался в знакомой мне с детства Польше. Последний раз мне пришлось там быть около трех лет назад, в 1915 г., когда я приезжал в Варшаву и Вышков за месяц до вступления туда германской армии. Мне невольно пришло в голову следующее сравнение. До войны, в июне 1914 г., я проехал от Мадрида до Варшавы всего за два с половиной дня. Тогда только что был введен новый поезд между Мадридом и Парижем, уходящий из Мадрида по утрам. В час дня можно было попасть на сибирский экспресс, проходивший расстояние между Парижем и Варшавой за 30 часов. На этот раз я ехал из Мадрида в Варшаву около 10 месяцев. Тогда был призрачный расцвет капитализма, уже подходившего к своему крушению, теперь Европа была разорена, но далеко не призрачно.

   Невольно вспомнились и слова, сказанные генералом ордена иезуитов моему знакомому поляку графу Платеру в 1917 г.: "Все желают окончания войны, но мало кто отдает себе отчет в том, что после войны наступят гораздо более трудные времена". Вспоминались и слова, слышанные мной в Монтрё перед самым отъездом из Швейцарии от одной француженки. Я ее поздравил с победой Франции. Она скромно заметила: "Да мы не радуемся: победили не мы, а другие". Это было верно. Вспоминается, что Извольский любил повторять: "Франция истекает кровью", но он мог бы с еще большим основанием говорить это о России. Хотя он был и русским послом, но о России забыл и во всяком случае не помнил о Зольдау, благодаря которому в самом начале войны был спасен Париж.

   Вот с такими-то безотрадными мыслями я подъезжал к Млаве. На вокзале царил беспорядок. Пол был густо усыпан билетами всех видов, распоряжались на вокзале молодые люди в фуражках с белым орлом; то были вновь навербованные польские дружинники, находившиеся под начальством тех самых польских легионеров, которые еще так недавно сражались вместе с Пилсудским на стороне австрийцев.