Воспоминания дипломата

   После приема у богдыхана в честь Ухтомского состоялся обед в цзунлиямыне. Ухтомский произнес длинную речь, составленную им "на восточный лад". Окончил он ее словами: "С трепетом подымаю бокал за здоровье присутствующих сановников". Эти необыкновенные "восточные" выражения меня несколько удивили, и я справился у Грота, служившего в данном случае переводчиком, перевел ли он их по-китайски. Я получил от него ответ, что он, конечно, их не перевел, так как с китайской точки зрения подобные выражения унизительны для произносящего их. Эта подробность служит доказательством того, что Ухтомский совершенно не был знаком с Китаем. Все это, конечно, немало мешало успеху его миссии.

   К тому же миссия Ухтомского вскоре встретила серьезные затруднения со стороны враждебных нам иностранных представителей. Претендуя на положение чрезвычайного посла, Ухтомский не сделал визита ни одному из иностранных посланников, ожидая, что они первые посетят его.

   Подобный церемониал для чрезвычайных послов Ухтомскому был известен со слов Волконского, который незадолго перед тем сопровождал в Тегеран Куропаткина. Последний был туда отправлен в качестве чрезвычайного посла для объявления о вступлении на престол Николая II. Но английский посланник, конечно, не желая способствовать успеху "посольства" Ухтомского, протелеграфировал в Лондон, чтобы справиться о характере его миссии. Запрошенное по этому делу наше Министерство иностранных дел ответило, что Ухтомский не посол. После этого как Макдональд, так и большинство посланников не явились приветствовать Ухтомского; в результате последний был подвергнут своего рода дипломатическому бойкоту. Лишь французский и бельгийский посланники под предлогом осмотра выставленных в миссии подарков для китайского двора разошлись со своими коллегами, сделав Ухтомскому что-то вроде визита.

   Как бы то ни было миссия Ухтомского кончилась неудачно. В дальнейшем ему пришлось лишь присутствовать на торжественном открытии пекинского отделения Русско-Китайского банка. Все же остальные переговоры о расширении привилегий Китайской Восточной железной дороги вплоть до получения ею концессии на южную ветку вместе с портом кончились ничем. Как известно, в планы Витте входила как постройка южной ветки Китайской Восточной железной дороги, так и получение концессии на один из крупных портов Китая. Но концессия на порт должна была быть, по его замыслу, предоставлена не русскому правительству, а обществу Китайской Восточной железной дороги как получастному русско-китайскому предприятию.

   Как было сказано выше, Ляодунский полуостров и постройка южной ветки были выговорены позже и уже самим правительством по русско-китайской конвенции 27 марта 1898 г. Таким образом, в этом отношении граф Муравьев провел свой собственный план вопреки первоначальному проекту Витте. Уже после отъезда Ухтомского из Пекина из полученных миссией министерских писем выяснилось, что Ухтомскому в Петербурге было присвоено - и то после запроса из Лондона - необыкновенное в дипломатическом обиходе звание "чрезвычайного посланца". После трехнедельного пребывания в Пекине члены миссии Ухтомского начали понемногу разъезжаться в разные стороны и уже без всякого церемониала. Они были уверены в том, что оказались жертвой интриг нашей миссии. Во всяком случае нельзя не сознаться, что если соперничество в руководстве дальневосточной политикой проявлялось весьма определенно в Петербурге между графом Муравьевым и Витте, то оно до известной степени сказывалось и в Пекине между нашим поверенным в делах Павловым и директором пекинского отделения Русско-Китайского банка Покотиловым (будущим посланником в Пекине). Он в свое время исполнял в Пекине и обязанности агента Министерства финансов.

   В деле Ухтомского особенно ярко проявился вред несогласованности нашей петербургской дальневосточной политики.

   Заканчивая свои пекинские впечатления, я не могу не остановиться на одном эпизоде из дипломатической жизни в Пекине, в котором мне пришлось играть некоторую роль. После моего приезда в Пекин граф Кассини объяснил мне, что, по его мнению, дипломатический состав миссии проходит при всех дипломатических приемах впереди драгоманского. Хотя мне было тогда всего 23 года, я должен был занимать место выше нашего первого драгомана, человека 50-летнего возраста, прослужившего уже в этой должности свыше 20 лет. Я принял это к сведению, однако всячески стараясь не испортить своих личных отношений с Поповым. Но однажды в бельгийской миссии в присутствии китайских министров мне было дано место ниже французского первого драгомана, и я решил опротестовать это и немедленно после обеда уехал. Не помню, поддержал ли меня в этом случае Кассини или нет, но во всяком случае для меня этот эпизод не имел никаких неприятных последствий. Сказались же они неожиданно во французской миссии.