Читаем Воспоминания для будущего полностью

В моей спальне на стене висит черная доска. Случается, ночью я делаю на ней мелом запись — какое-нибудь впечатление, «сверлящая мысль». Так, в сентябре 1959 года — дата основания Театр де Франс — я записал строку из Расина (она еще не стерта): «Среди оскалившихся волков, готовых меня сожрать…» Более свежая запись относится к 1968 году: «Рабле, отец моих пятидесяти восьми лет».

Тем не менее в начале моей деятельности я не думал о нем. Желание сделать спектакль по Рабле пришло ко мне, как я уже сказал, из-за «Ширм». Чтобы дать ответ всем Пюиэрбам, всем бешеным, «изуверам, лицемерам, святошам, ханжам, пустосвятам, людоедам»91, для которых Жене послужил предлогом вызвать полицию и запретить нам играть. Как четыре века назад они поступили с кюре из Медона! Все эти фарисеи, притворщики, «благонамеренные» ханжи толкнули меня на твердое решение — показать в театре сцену подтирки.

То, что поначалу было просто ответным ударом, даже розыгрышем, очень скоро стало познанием.

Я всегда чувствовал предрасположение к Рабле. Я нахожу в нем нечто от предка.

Всякий раз, как я вгрызаюсь в него, мой рот наполняется слюной, кровь бурлит, позвоночник так молодеет, что я просто кричу от восторга.

Он — детство, хватающее жизнь целыми пригоршнями. Он создан из самой земли Франции.

Он и местный, и французский, и всемирный в одно и то же время. Все то, чем бы я хотел быть сам.

В Турени — «саду» Франции — он предается вселенскому бродяжничеству. В погребке Шпиона, между двумя большими глотками молодого вина — «сентябрьского пюре» — он думает о межпланетных путешествиях. Оракул Божественной Бутылки находится в Катае (Верхняя Индия). Рабле — это Жак Картье, Коперник и Гутенберг, сплавленные с темпераментом виноградаря!

Рабле — дерево. Его корни сосут глину и навоз. Его ствол напряжен как фаллос. Его листва «энциклопедична» (это слово и идет от Рабле). Его цветы достигают неба и «касаются» бога.

Он не изолирован от мира, а обращен к нему.

Фрондер, вечный студент, напористый, хитроватый, непоседливый, всегда стремящийся к новизне, несмотря на верность традициям, — по своему характеру он близок к тем, кто отстаивает передовые идеи.

И, в отличие от многих других, он расплачивается наличными. Оказавшись между давящей правоверностью Рима и возрастающим фанатизмом «гладиаторов» — протестантов, он выбирает самое беспокойное, а именно терпимость.

Он отчаянно борется за всеобщее примирение. Поэтому ему приходится бежать, спасаясь от пытки и костра. Это его «плаванье».

«Божественно — не получать и брать, а давать и раздавать».

Он проповедует обмен. Он одалживает, должен, берет в долг. Его смех — эликсир, излечивающий от тревоги и одиночества весельем, утешением и облегчением, которое он приносит. Он сам по себе «театр». Наконец, он являет собой свободного человека. «Делай что хочешь», потому что люди свободны. Следовательно, он сама жизнь в биологическом смысле слова.

Консерватор по неутолимой жажде знаний и корням, глубоко уходящим в землю.

Революционер по научной точности фантазии и по страстному желанию превзойти себя.

Сам себе господин в свободе выбора.

Он тот, кто ближе всех к живой клетке, которая сейчас так хорошо описана нашими учеными.

Его жизненная триада содержит все компоненты и прекрасно уравновешена.

Он цельный характер. У него совершенная система желез. Его желудок, сердце, голова, а также его Двойник, который, преломляя жизнь и смерть, приносит ему юмор и радость, функционируют как хорошо отлаженный механизм.

Рабле — мой кислород. Именно он, хотя мне это неведомо, должен обеспечить продолжение моей личной траектории. Мне предначертано, чтобы в бессознательной погоне за Отцом, заставившей меня выбрать Дюллена и Клоделя, однажды я попросил Рабле усыновить меня. Разве в нем нет той же триады, которая всю жизнь диктует мне поступки: крестьянин — доминиканский монах — анархист?

Так произошло и на этот раз, хотя привлекла меня случайная деталь — Жене, смешные моралисты и сцена подтирки. В течение трех лет я накапливал в себе семя, которое меня оплодотворяло, давало силы жить и вынашивать этот плод.

Кто мог предвидеть, что три года спустя эта пища окажется для меня такой поддержкой? Восприимчивость радаров в глубинах нашего существа весьма таинственна. Несомненно, это и есть подсознательное. Если только не шестое чувство.

В постановочном плане Рабле давал мне материал для нового манифеста, прибавлявшегося к другим: 1935 год — «Когда я умираю», 1943 — «Атласная туфелька», 1946 — «Процесс», 1953 — «Христофор Колумб».

«Рождающийся театр» как по языку, так и по пластике. Стиль бродячих комедиантов. Отношения актеры — зрители. Радость тела и радость духа. Способность физически прикасаться к тайнам жизни. Выйти за пределы собственного круга благодаря душевному подъему. И это непередаваемое чувство милосердия, еще в детстве толкнувшего меня к людям — всем людям земли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары