Воспоминания для будущего

Я хотел проверить свои прекрасные театральные идеи из страха, что их истинность относительна. Но на ком? На древних греках? Соблазнительно, но трудно. На французских классиках? Опасно. Я в самом деле хотел проверить свои идеи, но при условии, что моя вера в них не поколеблется. Некоторые сюрреалисты, например Жорж Батай, любили Корнеля. Меня, скорее, влекло к Расину. Клодель? Его я плохо знал. Арто уже поставил одно действие «Раздела под южным солнцем», и рукопись пьесы передавали тайком из рук в руки. Разве он не заявил: «Фрагмент, который вы услышали, написан Полем Клоделем — поэтом, послом и изменником». Разве на вопрос, кого вы считаете лучшим из ныне здравствующих поэтов, Деснос не ответил: «Клоделя, черт побери!»

Все мое окружение злопыхало против «монашка». Мне было от этого ни холодно ни жарко. Андре Массон, который в предчувствии близости гражданской войны привез из Испании жену и двух ребятишек — Дьего и Луиса, — сказал мне: «Раз ты любишь Сервантеса, перечитай-ка «Нумансию». Я сразу загорелся. Массон попал в точку. Я нашел своего классика. В общественном плане я вносил свой вклад в дело испанских республиканцев — тут звучало уважение к личности, прославлялась свобода. В плане метафизики театра проникал в мир фантастики, смерти, крови, голода, неистовства, бешенства. Пение, пантомима, танец, реальность, сверхреальность. Река, огонь, магия. Мой тотальный театр. Я ринулся в это очертя голову. «Нумансия» — проверка, которая позволяла мне двигаться вперед.

Андре Массон согласился мне помочь и обещал подсобить с костюмами и декорациями. Насчет музыки — будет видно. Я вынашивал этот замысел, как вынашивают плод. У сучки беременность длится шестьдесят пять дней, у кобылицы — одиннадцать месяцев. А у актера? Кто может это сказать?.. С его триадой, кружащейся на полной скорости, как волчок: женское, среднее, мужское…

В этот момент назревало еще одно событие. Фильм «На глазах у Запада» вышел на экраны. Меня приметил продюсер Жан-Бенуа Леви, который приобрел известность благодаря нашумевшему фильму «Детский сад». Он обожал Мадлен Рено и готовил для нее новый фильм — «Элен». Оба искали героя-любовника. Мадлен Рено хотела Клода Дофена. И не без оснований. Он обладал всем, что нравится: тонкостью, талантом, умом, остроумием, внешним обаянием.

— А между тем я открыл молодого человека, которого хотел бы вам представить. Он некрасив, но у него есть взгляд и улыбка.

— В самом деле? Это не так уж плохо. Когда я могла бы с ним встретиться?

— Я пошлю его к вам. Но предупреждаю, он дикий и грязный. Плохо выбрит… без галстука.

— Скажите ему, пусть побреется, умоется и не кусает меня.

Жан-Бенуа Леви повсюду разыскивает меня. А я находился в савойских Альпах со своими приятелями-революционерами. То был разгар Народного фронта, и мы читали на заводах стихи. Рабочие у Рено, продавщицы универмагов открывали Жака Превера, Поля Элюара, Луи Арагона. Появились первые кемпинги, вошел в моду тандем — велосипед на двоих. Магазины «Весна» пустили в продажу платьица с набивным рисунком — девушки в них выглядели чертовски хорошенькими. Леон Блюм, которым я восхищался, придумал министерство отдыха. Мир людской предвкушал право на жизнь. Удивительное время, которое не могли простить «порядочные люди»! Право на жизнь? В свободе и взаимоуважении? Все, только не это! Лучше война! Они готовились к ней три года. Три года отсрочки…

Но вернемся к нашей теме.

Мадлен

Считаю своим долгом сказать, что Мадлен не одобряет этого рассказа о моей жизни, который в большой части является рассказом о нашей жизни. Это ее смущает. Я понимаю ее тем лучше, что это смущает и меня самого. Тем не менее, когда мы смотрим на себя на экране, мы видим уже не самих себя. На просмотре фильма с моим участием я никогда не думаю «я», всегда — «он».

В конечном счете мое смущение меньше: во-первых, я пишу эту книгу, а значит, действую; во-вторых, я пишу рассказ Другого. Мой Двойник, несомненно, мне помогает. И потом, все это факты! Почему о них нельзя сообщать?

Предложение Леви привело меня в восторг. Роль была значительной, и я восхищался Мадлен Рено. Я видел ее в «Детском саде». Она только что получила Большую премию Кино за исполнение главной роли в «Марии Шапделен». Она была настоящей кинозвездой и к тому же одной из королев Комеди Франсэз. К счастью, мои товарищи, поэты и анархисты, относились к ней с таким же восхищением. В моем клане ее принимали единодушно — и как человека и как актрису.

Итак, я пошел ей представляться. Она жила в Пасси в великолепном особняке — розовая обивка, занавески из стекляруса в современном стиле. Единственное, что я сделал, — это побрился. В остальном, не верьте злым языкам — не такой уж я был и грязный. И при всей своей робости от повадок «пумы» отказываться не собирался.