Я проснулся за минуту до того, как зазвонил будильник и, чтобы он не поднял на ноги весь дом, выключил его. В холле было темно, но в кухню, расположенную на восточной стороне дома, уже начали проникать первые лучи утреннего солнца. Я включил кофеварку. Как всегда, Мэми уже все приготовила.
Когда отец был жив, он обычно вставал рано, спускался на кухню и сидел там с чашечкой кофе, ожидая, пока проснутся остальные. На наши вопросы он отвечал, что для него это время размышлений, ему было просто необходимо побыть в одиночестве. Любую проблему он обдумывал до мелочей, после чего намеченный план оставалось лишь претворить в жизнь.
Забрав из своей комнаты сумку, я снова спустился вниз. Кабинет отца был открыт, и я, быстро подойдя к столу, выдвинул ящик.
Пистолет лежал на месте. Судя по всему, Ди-Джей и те, кого он привел, нажимали не на ту кнопку. Я взял пистолет и осмотрел его. Смазка оставалась нетронутой, а в обойме были все патроны. Для такого человека, как мой отец, держать пистолет не имело смысла. За оружие обычно хватаются малодушные, а его было не так легко запугать.
Открыв сумку, я засунул пистолет между бельем и рубашками, ногой задвинул ящик и пошел на кухню. Кофе, наверное, уже был готов.
В коридоре я встретил мать.
— Джонатан, что ты здесь делаешь?
— Ничего, — ответил я тоном нашкодившего ребенка, которого схватили за руку. Интересно, сколько она здесь простояла?
Мать вошла в кабинет.
— Я все еще чувствую запах его сигар, — произнесла она задумчиво, как бы разговаривая сама с собой.
— Пустяки, — сказал я. — Если верить рекламному агенту, очиститель воздуха избавит от него в считанные секунды.
— Так быстро? — Мать повернулась ко мне.
— Нет… Можно удалить запах из комнаты, но придется слишком долго трудиться, чтобы выбросить все, что с ним связано, из нашей памяти.
Взгляд матери упал на сумку.
— Ты уезжаешь?
— А что здесь делать? От лета осталось всего полтора месяца.
— Может, подождешь немного? Нам надо о многом поговорить.
— О чем?
— Ну, например, о том, куда ты пойдешь, когда закончишь школу, и вообще о том, что ты собираешься делать в жизни.
— У меня не такой уж большой выбор, — усмехнулся я. — Меня куда-нибудь запишут, вот и все.
— Отец говорит… — мать запнулась. — Отец сказал, что тебя никуда не будут записывать.
— Запишут. Он об этом уже позаботился. У отца все было рассчитано на много лет вперед.
— Когда ты, наконец, прекратишь нападать на него, Джонатан? — спросила мать. — Он умер и больше ничего не сможет сделать. — Она всхлипнула.
— Неужели ты думаешь, что он мог что-то оставить без внимания? Он предвидел все, даже свою смерть.
Мать промолчала. По ее лицу катились слезы. Я подошел к ней и неловко обнял за плечи. Уткнувшись головой мне в грудь, она плакала и сдавленным голосом повторяла: Джонатан, Джонатан…
— Мужайся, мама, — сказал я, гладя ее по голове. — Все самое страшное уже позади.
— Я так виновата перед ним… — мать говорила мне в рубашку, и ее голос звучал несколько глухо. — Я никогда его не любила. Да, я восхищалась им, обожала его, но никогда не любила.
— Почему же ты стала его женой?
— Из-за тебя.
— Но меня еще на свете не было.
— Когда мы поженились, мне было семнадцать, и я была беременна.
— Наверное, можно было что-нибудь сделать.
Мать освободилась от моих объятий.
— Дай мне сигарету, — сказала она. — Я выполнил ее просьбу. — Ты включил кофейник? — Я кивнул и молча пошел за нею на кухню. Мать налила две чашки, и мы сели за стол.
— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал я. — Тебе не надо было выходить за него замуж.
— Он этого и слышать не хотел, — все время твердил: хочу сына.
— Почему? У него же был сын.
— Дэна ему было недостаточно. Он знал это, и, как мне иногда кажется, Дэн тоже это понимал. Вот почему он всегда старался угодить ему. Но Дэн, в отличие от твоего отца, очень мягкий человек. — Даже мать называла теперь брата Дэном, а не Ди-Джеем, как раньше. — И твой отец добился своего. Нравится тебе или нет, но ты его точная копия.
Я встал и поставил кофейник на стол.
— Еще кофе?
Мать отрицательно покачала головой, а я налил себе еще одну чашку.
— Ты пьешь слишком много кофе.
— Думаешь, я буду медленнее расти? — засмеялся я. — Мой рост перевалил уже за метр восемьдесят, — и мать тоже засмеялась. — Знаешь, мама, ты очень красивая женщина.
Она покачала головой.
— Сейчас я этого не чувствую.
— Подожди немного, это придет.
Наши взгляды встретились.
— Ты знаешь о наших отношениях с Джеком? — спросила она.
Я кивнул.
— Но ты никогда не подавал виду.
— Это не мое дело.
— Сейчас он хочет на мне жениться. Не знаю, что делать.
— Прежде всего, не надо торопиться, — произнес я. — Сейчас на тебя никто не давит.
В глазах матери промелькнуло удивление.
— Ты говоришь, как твой отец.
— Вряд ли. Если бы я был отцом, я бы никогда не простил тебе, что ты не захотела умереть вместе со мной.
— Это ужасно.
— Я всегда веду себя ужасно, когда мне хочется есть, — ответил я. — Кстати, есть ли у нас с ним в этом плане что-нибудь общее?