Читаем Воспоминания минувших дней полностью

Не доехав до пикета несколько метров, полицейские остановились. Шериф и военный вышли из машины, встали на середине образовавшейся площадки, и шериф, достав из кармана какой-то документ, начал зачитывать его. Голос у него был громкий.

— Постановление суда, подписанное Картером Глассом, членом верховного суда штата Пенсильвания, предписывает вам разойтись и пропустить наших людей на завод.

Ненадолго воцарилось молчание. Потом раздался глухой рев толпы, в котором нельзя было различить слов. Выкрики раздавались на самых разных языках, но смысл везде был один — мы не уйдем. С угрожающим видом рабочие стали приближаться к шерифу.

Тот повернулся к военному.

— Это бригадный генерал Стэндиш из Национальной гвардии штата Пенсильвания. У него есть приказ губернатора в случае сопротивления вызвать войска.

— Никакого сопротивления не будет, шериф! — крикнул кто-то. — Вы только прикажите этим людям убираться отсюда, вот и все. — Стоявшие рядом его поддержали.

— В последний раз предлагаю разойтись, — сказал шериф. — Иначе все может плохо кончиться.

Вместо ответа рабочие взялись за руки и, образовав живую цепь, двинулись к шерифу.

— Да здравствует солидарность! Да здравствует солидарность! — скандировали они. Со своего места Дэниэл видел, как шериф попытался что-то сказать, но его голос потонул в шуме толпы.

Дэниэл посмотрел на Фостера. Лицо профсоюзного лидера побелело, губы дрожали.

— Пусть они разойдутся, мистер Фостер, — сказал Дэниэл. — Полиция их затопчет.

— Они не осмелятся, — ответил тот. — Если они сделают это, весь мир увидит, кто они на самом деле. Они не станут выставлять себя лакеями капиталистов.

— Рабочим это не поможет, — возразил Дэниэл.

— Вся страна поднимется на борьбу, — убежденно повторил Фостер и поднял над головой сжатый кулак. — Стойте, друзья! Да здравствует солидарность!

Шериф повернулся и пошел к машине. Рабочие, видимо посчитав, что он испугался, осыпали его насмешками.

Вдруг все разом переменилось. По приказу шерифа конные полицейские пришпорили лошадей и двинулись вперед. Когда они остановились, на земле, истекая кровью, лежали четырнадцать человек. Дождавшись, пока подойдут пешие полицейские, всадники возобновили натиск, и возле ворот снова раздались крики боли и ужаса. Пикет распался, и рабочие начали разбегаться, освобождая путь к воротам. Полицейские в азарте охоты бросились следом.

Внимание Дэниэла привлек знакомый голос. Очевидно, сержант приказал своим людям тоже перейти в наступление, потому что они открыли ворота и набросились на пикетчиков.

— Надо уходить, — тихо сказал Дэниэл Фостеру, который был явно потрясен происходящим.

Тот не шелохнулся, и Дэниэл попросил увести его. Взяв Фостера под руки, помощники быстро пошли по улице. Фостер не сопротивлялся.

По образовавшемуся проходу в ворота завода въехал первый грузовик. В его кузове стояло около полсотни человек с испуганными лицами. Опять появился сержант и взмахнул дубинкой, показывая, что остальные грузовики тоже могут заезжать.

Дэниэл начал протискиваться к нему через толпу рабочих, все еще стоявших у ворот, и, оказавшись у него за спиной, перехватил дубинку.

— Привет, сержант, — с улыбкой сказал Дэниэл и, прежде чем тот успел среагировать, с силой ударил его дубинкой по лицу. Сержант начал медленно опускаться на землю. Не давая ему упасть, Дэниэл схватил его и бросил под колеса проезжавшего грузовика.

— Что случилось? — спросил подбежавший полицейский, который, увидев в руках Дэниэла дубинку, принял его за своего.

— По-моему, кого-то задавило машиной, — спокойно ответил Дэниэл.

— О Господи! Ты когда-нибудь видел такое?

— Нет.

Завернув за угол, Дэниэл выбросил дубинку, добрался до первого попавшегося бара, заказал виски.

— Как там забастовка? — спросил его бармен.

— Не знаю. Я нездешний.

Глава 8

Обстановка в штаб-квартире профсоюза поразила его. Дэниэл ожидал увидеть подавленность и смятение, а нашел растревоженный муравейник. Люди приходили и уходили, отдавали приказы и выполняли их, спорили и соглашались. Фостер метался от телефона к телефону, оповещая о происходящем все профсоюзные центры.

— Известие должно разлететься по стране в считанные часы, — возбужденно говорил он в трубку. — Завтра о нас узнает весь мир. Нью-Йорк, Чикаго и даже Сан-Франциско обещают нам помощь. Послезавтра мы проведем большую демонстрацию перед воротами фабрики. Приедут Сидни Хиллмэн из Нью-Йорка, Льюис и Мюррей из Вашингтона, Хатчинсон из профсоюза плотников, мать Джонс и, наконец, Джим Маурер, глава всего Пенсильванского отделения АФТ. Компании скоро поймут, какая сила за нами стоит. Кроме того, из Нью-Йорка сюда приедут еще сорок рабочих, которые позаботятся, чтобы история попала во все газеты… Вот и прекрасно. Пятьсот долларов нам очень помогут. Я всегда знал, что на вас можно положиться. Большое спасибо.

Положив трубку, он заметил стоявшего в дверях Дэниэла.

— А, это вы, — сердито начал он. — Где вы были? Мы искали вас по всем больницам.

— Я здесь.

— Вам следовало лучше подготовить рабочих, — сказал Фостер. — Вы должны были заниматься именно этим.

Перейти на страницу:

Все книги серии New Hollywood

Похожие книги

Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза