Читаем Воспоминания минувших дней полностью

Тэсс улыбнулась.

— Где ты был сегодня утром?

— Разве ты не помнишь? Я был здесь и даже дошел с вами до самой операционной.

— Да? Не помню. Сначала у меня все кружилось перед глазами, а потом я заснула. Я не говорила ничего неприличного?

— Ты сказала, что любишь меня. Надеюсь, это не кажется тебе неприличным.

— Хорошо, — Тэсс сжала его руку. — Я, действительно, люблю тебя. Ты всегда был так добр ко мне…

— Ты тоже хорошо ко мне относилась.

На пороге снова появилась сестра, держа завернутого в одеяло ребенка. Подойдя к кровати, она откинула одеяло с головы младенца и бережно передала его Тэсс.

— Ваш сын, миссис Хаггинс.

Тэсс осторожно приняла ребенка и поднесла его к лицу. Когда она через мгновение взглянула на Дэниэла, на ее лице сияла радостная улыбка.

— О, Дэниэл! Он совсем как…

Она не договорила. Ее лицо исказилось, на губах выступила пена, и она, опустив руки, чуть не выронила ребенка.

— Дэниэл! О, Господи, что это? — Неестественно выпрямившись, она глядела на него безумным взглядом, пыталась еще что-то сказать, но безвольно опустилась на подушку.

Сестра бросилась к стене и нажала какую-то кнопку. Зазвенел звонок, и через минуту в палате стало тесно от врачей и сестер: одни осматривали Тэсс и совещались, другие пытались наладить искусственную подачу кислорода.

Дэниэл молча наблюдал за происходящим.

— Все, — отрешенно сказал он сестре. — Вы напрасно стараетесь, ее уже не вернуть.

Сестра протянула ему ребенка.

— Пошли, сынок, — произнес он и быстро вышел из палаты.

Глава 16

Стоя под проливным дождем, Дэниэл поплотнее завернулся в плащ.

— И да возляжет пепел на пепел и пыль на пыль, — раздавался по кладбищу голос священника, такой сильный, что, казалось, здесь находится целый хор.

Дэниэл поднял голову и взглянул на темный полированный гроб из красного дерева. Капли дождя с его крышки падали в могилу. Гроб почему-то показался Дэниэлу очень маленьким, ведь Тэсс была очень крупной женщиной.

Священник обернулся к Дэниэлу.

— Помолитесь, — сказал он.

— Я не знаю молитв.

— Не имеет значения: Господь услышит вас, что бы вы ни сказали.

Дэниэл глубоко вздохнул.

— Ты была хорошим человеком, Тэсс, пусть тебе будет хорошо в раю.

Могильщики с нетерпением смотрели на священника. Их рабочий день заканчивался, и им не терпелось уйти домой. Чувствуя их настроение, священник взглянул на Дэниэла, чтобы определить, закончил ли он свою молитву, потом кивнул. Могильщики медленно опустили гроб в могилу и потянулись за лопатами.

— Подождите, — сказал Дэниэл и почувствовал на себе недоуменные взгляды. — Мы всегда сами хороним мертвых.

Могильщики расступились. Дэниэл взял лопату, ощутил знакомое прикосновение дерева, и вдруг снова почувствовал себя деревенским пареньком, работающим на шахте. Комья земли ритмично падали на покрытый цветами гроб. Земля была мокрой, работа требовала усилий, поэтому Дэниэл вспотел и немного утомился, но усталость была приятной. Он снова чувствовал свою силу, снова работал с землей.

Закончив, Дэниэл протянул лопату могильщику.

— Благодарю вас. — Тот молча кивнул.

У машины Дэниэл достал из кармана двадцатидолларовую купюру и протянул ее священнику.

— Не надо, мои услуги входят в стоимость похоронной церемонии.

— Возьмите, кому-нибудь в вашем приходе эти деньги могут сослужить хорошую службу.

— Благодарю вас, сын мой, — сказал священник. — Не расстраивайтесь.

— Я не расстраиваюсь, все мы смертны.


Подъезжая к дому, Дэниэл увидел возле самых ворот большой черный лимузин. Объехав его, он поставил машину во дворе и вошел в дом. На полу в гостиной стояли запечатанные картонные коробки. В спальне Дэниэл увидел Кристину и какую-то женщину средних лет.

— На столе в гостиной стоит бутылка бурбона, — сказала Кристина. — Выпей, тебе станет легче, а мы придем через несколько минут.

Дэниэл перевел глаза на открытый гардероб. Почти все вещи Тэсс уже были сложены в коробку.

Когда Кристина вошла в гостиную, он стоял у окна с полупустым стаканом, смотрел на дождь.

— Кто-то должен был это сделать, — произнес он не оборачиваясь. — Когда мы с Тэсс приехали сюда, тоже шел дождь. По-моему, эта погода преследует меня повсюду.

— Через полчаса приедут за вещами, — сказала Кристина. — Я заказала новую мебель для детской и раскладной диван для гостиной.

— На кладбище я был один, — не обращая на нее внимания, продолжал Дэниэл. — Я не знал ни ее друзей, ни родственников, и мне просто некому было звонить.

— Завтра с утра приедут маляры. Они сказали, что им понадобится всего один день. А мебель привезут послезавтра.

— Кроме меня, у нее никого не было…

— Дэниэл! — вдруг резко произнесла Кристина.

Дэниэл обернулся.

— У нее был сын. Твой сын. Но сейчас ее уже нет, и мы ничего не можем поделать. Забудь о ней. Ты в ответе за судьбу своего ребенка, сейчас надо думать о нем.

— Мне больно. — Дэниэл посмотрел на нее взглядом, полным отчаяния. — Я даже не знаю, с чего начинать.

— Я помогу тебе. Мы с миссис Торгерсен пришли сюда именно за этим.

— С какой миссис Торгерсен?

— Ты ее видел. Женщина, которая сейчас наверху. Она опытная няня и поможет тебе следить за малышом.

Перейти на страницу:

Все книги серии New Hollywood

Похожие книги

Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза