Воспоминания о России

Кстати, о деньгах, раз уж мы их упомянули. Вероятно, Натан был прав, что деньги нужно тратить. Летом или осенью была денежная реформа 1947 года. Мама с презрением и издевкой напоминала нам позднее о том, с каким пафосом Левитан своим прекрасным голосом упоминал «последнюю жертву». Действительно, в магазинах появилось многое. Нам казалось, что появилось ВСЁ. Не нужно вставать рано и занимать очередь за хлебом и молоком. Не нужно бояться потерять карточки. Ведь каждый раз, когда меня посылали в магазин, мама читала мне нотацию о карточках и как они важны. А я потом сжимал карточки в кармашке в кулаке и боялся, что кто-то догадается и отнимет их у меня.

Нас эта реформа практически не коснулась, так как деньги, полученные папой при демобилизации, мы уже давно истратили. А зарплаты хватало только-только. На меня произвело впечатление отчаяние одного мальчишки. Он собирал очень долго деньги на покупку велосипеда, а в один миг его сто семьдесят рублей превратились почти в бумажки. Он вышел на Московскую улицу, когда там было вечером много гуляющего народа, подбросил их вверх и заорал: «Жрите, подавитесь моими деньгами». Ребята собрали ему деньги и утащили подальше от греха. Время было не такое, чтобы кричать что попало.

В магазинах действительно было ВСЁ, но мы в основном только смотрели на витрины. Я и сейчас помню витрины, на которых эти бесконечные горки банок крабов, красной икры и каких-то других деликатесов. Но цены ведь выросли в три-пять раз. А зарплаты остались прежними. Это было тяжелое время. Мы, ребята, не вдумывались во все это. Но мама постоянно ворчала.

За несколько месяцев нашей совместной с папиным полком кочевой жизни она успела кое-что приобрести. Хозяйственные сержанты полка много чего вывезли из Германии, где полк простоял пару месяцев. Ведь полк был автомобильный, и не было проблемы положить в кузов пару чемоданов с вещичками. И вот теперь они понемногу продавали свои запасы. Папину зарплату в это время маме не на что было тратить. Мы были на полковом довольствии. Сержанты приносили маме отрезы материала, какие-то вещички, и она с охотой их покупала. И вот теперь эти ее запасы потихоньку перекочевывали к знакомым. Продавать на базаре она не могла, так как папа работал в торговле. Эти запасы помогли нам прожить тяжелое время без чрезмерных лишений.

В более позднее время, в Сталинграде, в начале пятидесятых годов, когда папа на месяц остался без работы, мама опять вынимала что-нибудь из заветного сундука, и мы могли более или менее нормально питаться. Мамина практичность полностью компенсировала папину партийную принципиальность. Папа был членом партии с 1939 года, гордился своим партийным стажем и не мог себе позволить что-то несовместимое с проповедуемыми партией принципами.

Помню, что с папиной мамой у мамы были сложные отношения. В результате, к нам родственники заходили редко, только на день рождения папы. Мы тоже почти не заходили к бабушке. Сейчас это кажется мне странным. Ведь мои внуки, двойняшки, живущие от нас даже немного дальше, чем мы жили от нашей бабушки, бывали у нас часто. И чувствовали себя у нас почти как дома. Теперь они большие, у них свои дела и нет времени бывать у нас чаще, чем пару раз в месяц.

Когда я появлялся в доме Аннушки, а бывало это обычно в чей-то день рождения, я чувствовал себя скованно. У Аннушки и Аркадия квартира была немного больше, чем у нас, но она казалась мне тесной. Она была вся заставлена вещами. На комоде, на стенах, на полке, которая была над диваном – везде были какие-то безделушки. Больше всего мне запомнились игральные карты. Мы сами часто играли в карты, но у нас были простые затрепанные карты с блеклой рубашкой и невыразительными рисунками. Эти карты были сияющими, с яркой рубашкой и вычурными фигурами персонажей. Все короли, дамы и валеты были разными и одеты в разные костюмы. Даже тузы и, тем более, джокеры были фигурными. В общем – блеск. Утащить эти карты и играть c Петей в пьяницу было большим удовольствием.

К тете Мине мы ходили еще реже. Она и ее муж дядя Саша жили на улице Ленина (теперь Киевская) значительно дальше от нас. Мина была зубным техником. Саша работал на фабрике инвалидов. На войне он был подводником и лишился одного глаза. Они жили, как и все мы, не богато, но в квартире было уютно. Я не уверен, что помню их квартиру. Осталось только общее впечатление уюта. Возможно, что это чувство осталось потому, что Мина всегда приветливо улыбалась, и рядом с ней было приятно находиться. Почему-то помню, что мы два раза гуляли все вместе по улице. Сын Мины Марик был в то время еще очень маленький, немного кудрявый, с задумчивыми глазами – просто ангелочек. Эдик родился позднее, уже после нашего отъезда.