Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Освобождение меня от заведования деревней Мокшанцевой. — Занятие одним контролем ведомостей и учением детей. — Мое желание во что бы то ни стало учиться. — Учение у семинаристов, приезжающих на каникулы, и у священника за особую странную плату. — Предложение поступить в винный откуп. — Мои разные командировки. — Разбойничье село Поим.

Около этого времени я был освобожден от заведования деревней Мокшанцевой и занимался только контролем ведомостей и обучением детей управляющего, а иногда был посылаем в разные имения и города по делам имения. Но все-таки у меня оставалось довольно свободного времени, и тут первоначальное мое намерение выучиться грамматике, катехизису усилилось еще более и до того овладело мною, что я забросил и рыбную ловлю, и охоту и все свободное время посвящал учению, а учиться в глуши было не у кого. Семинаристы, дети и внучата, приезжавшие к старому нашему священнику на летние каникулы, были моими хорошими друзьями и чем могли помогали мне, но пребывание их на каникулах было непродолжительно, почему летнее время немного помогало мне.

После некоторого рассуждения обратился к соседнему священнику села Анничкина отцу Иоанну, бывшему учителю русского языка в Петровском духовном училище (бурсе) и удаленному из него, кажется, по любви к выпивке. Село Анничкино отстояло от Софиевки верстах в двух. К этому-то священнику ходил я раза два в неделю проверять свои познания и получать его наставления. Он по своей доброте охотно занимался со мною, но мне тяжело было, что я не имею возможности отблагодарить его как следует. На предложенный мною вопрос об этом он ответил:

— Никому не тайна, что я люблю-таки выпить благовременно, а может быть, и неблаговременно, но моя попадья не дает мне ни капли, и только и выпьешь, что на требах иногда после воздержания и больше того, сколько следовало бы, а ты, идя мимо анничкинского кабака, покупай мне шкалик водки (5 копеек ассигнациями) и приноси в кармане по секрету от попадьи, вот это и будет твоя плата за ученье.

Таким образом я каждый раз, идя мимо кабака, брал запечатанный шкалик водки в карман и нес к батюшке, который занимался со мною в садике, во время лета, где у него был небольшой пчельник. Учил он меня охотно и частью выпивал, а частью сохранял под деревом оставшуюся водку. Это делалось с большою осторожностью от матушки. Но тайну легко было сохранить летом, когда преподавание шло в садике, где жужжали его пчелы, но зимою, когда приходилось заниматься в его скромном домике, это было уже труднее. Я этот шкалик должен был ему передавать так, чтобы не видала матушка, но она стала догадываться, потому более, что после ухода моего батюшка делался веселее, и еще потому, что она нашла несколько шкаликов в саду, заброшенных в бурьян. Тогда я был разлучен матушкою с моим учителем, но ненадолго, и когда мы чистосердечно раскаялись ей и я дал ей клятву, что не буду больше приносить батюшке водку, и мы уговорились с ним, что я буду платить ему каждый раз за урок по 5 копеек, а он сам поступал с деньгами, полученными за урок, по своему усмотрению. Учение на этих условиях могло продолжаться, но я в это время получал разные командировки и уезжал на более или менее длинные сроки из имения, а батюшку перевели в другой приход, и ученье прекратилось.

Здесь же должен я сказать о том, что тогда по распоряжению тогдашнего саратовского откупщика Кокарева[527] водка продавалась, подобно теперешнему, в запечатанной посуде. Кокарев, разъезжая по своему откупному царству, в том числе и по Сердобскому уезду, останавливался часто в селе Бабарикине, находящемся на большой дороге в лучшем в тогдашнее время постоялом дворе, принадлежавшем откупившемуся на волю крестьянину, сколько помню, Николаю Шишкину. У него был сын, довольно смышленый мальчик лет пятнадцати-шестнадцати, Иван, который ходил ко мне, и я преподавал ему чистописание и первые четыре правила арифметики. Этот мальчик по просьбе отца был взят Кокаревым к себе. Не помню, чрез сколько времени, кажется, года через три, Иван наш возвратился уже Иваном Николаевичем в шикарном костюме и в большой должности по откупной администрации, получая значительное жалованье, кажется, около 600 рублей в год. Он начал уже покровительствовать мне, предлагая место в городе Сердобске частным поверенным по 20 рублей в месяц — в то время плата большая, в особенности в сравнении с моим ничтожным жалованьем, притом с надеждою на скорое повышение.