Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Когда с Ушаковым приехали мы в Петербург, рекомендовал он графу обо мне и о достоинстве моем, почему положено дать мне место приказчика к таковому ж управлению крестьянами. Итак, с 1 октября 1765 года определен я в мызу Колтыши приказчиком, в коем было по ревизии мужеска полу пятьсот тридцать семь душ. Зимою перебрался я туда с женою и дочерью, а мать свою оставил жить в Велье, в доме своем. В той мызе находился я только 1766 года июня по 24-е число в вожделенном спокойствии. Потом, по требованию вышепомянутого псковского воеводы Познякова, к решению недоконченного обо мне дела сыскан и отведен под караулом в Санкт-Петербургскую губернскую канцелярию, для пересылки во Псков. Паки оскорбление меня постигло, паки подпал я заключенному содержанию, в коем чрез две недели счислялся колодником. Почтение мое из приказчиков, в числе невольников, уничтожилось, и я паки смирился до крайности, даже получал от подаваемой колодникам милостыни участие. Вот как на свете все превратно!

По прошествии двух недель содержания моего отправлен я в пересылку во Псков, под строгим провождением двух солдат. При том домогся я отпросить у графа с собою жену и дочь, кои отпущены со мною. По приезде во Псков, чрез просьбу графскую, а паче промыслом Творца Нашего, июля 14-го числа 1776 года, дело обо мне решено с тем, что я удостоен в военную службу, а вместо меня граф дал перемену, в зачет других, испрося меня обратно к себе. Из сего решения коловратное приказных дел производство и неправда судейская явно представляются, ибо что я не доноситель, а терпящий гонение, в оковах будучи, принужденно в то дело вступил, то они, судьи, очевидно видели, но в угодность Девальсу наклонили к моему погублению. Когда же Девальсова память погибе с шумом, то, угрожая графу, обратили дело ко избавлению; и сего ради советую всевозможно убегать всякому от тяжбенных дел, кои действительно в состоянии навести мучительную жизнь и конечное разорение. Еще ж в определении написали, чтоб меня, так как ложного доносителя, наказать плетьми, которое, однако ж, за просьбу графскую оставлено, но я, как выше сказано, в век мой доносителем не бывал и никогда намерения не имел, следовательно, и наказания не заслуживал. Сие определение в последующее время ненавистникам моим служило острым орудием к погублению моему, ибо оное толковали, будто то наказание публичное, и якобы я тем чести и сообщения с честными людьми лишен. Вот ненависть и злоба что творить стараются: не облегчить отягощение, а усугубить язву. В возражение того истина имеет свое право течение продолжать посреди напастей безбедственно. Что я тем определением не подвержен публичному наказанию, то явно из того, что я удостоен в военную службу, а наказанным публично законы, особенно генерального регламента 53-я глава, ни в какую службу определять не дозволяет; да и в указе 1751 года, декабря 25-го дня, по которому я судим был, отнюдь не значится, чтоб самым повинным чинить публичное наказание. Если ж бы я лишен был чести, то б не допущен был после того править вотчиною и почасту бывать по делам, в той же провинциальной канцелярии с 1764 года, отдавая рекрут и представляя собранные с крестьян оброчные деньги, производя полюбовные с соседственными владельцами в землях разводы, всегда имел обращение с честными людьми; однако, в случае прекословия, не был бы терпим соперниками; по прошествии ж правления моего девяти лет, в 1777 году удостоен я от господ штаб- и обер-офицеров двадцати трех персон похвальным о поведении моем аттестатом, который представлен от меня 1778 года, генваря 9-го дня, в наместническое правление, и допущен по увольнении от господина в государственную статскую службу, каковое происхождение весьма кололо глаза ненавистникам моим, которые сохнут о том, егда видя счастье в ком. Господь да будет им милостив, а я, храним Божиим милосердием, доныне неврежден ядом злобы их, впредь же да защитит десница Вседержительная, молю Господа.

Возвращаясь на продолжение, изъявляю, что по получении из Псковской провинциальной канцелярии свободы, в знак моего благодарения за чудесное избавление от столь многих и тяжких напастей, ходил я из Пскова пешком во Псково-Печерскую обитель и отправил в церкви Пречистой Владычицы Богородицы достодолжное мое поклонение, в чем ощущал в печалях чувствительное утешение, так как и прежде, возвращаясь из Сибири, был для такой же благодарности во Святогорском монастыре; в прочие же случаи прибегал с молением, прося помощи и заступления, в Крыпецкой, Елизаровской монастыри или в которую-либо градскую церковь; тем и не оставлен в погибели и от всех скорбей избавлен паче надежды.