1 октября я с преосвященным Филофеем выехал из Москвы и поехали в лавру, где ночевали. Пока владыка был у архимандрита Порфирия[611]
, я с келейником[612] Вуколом пили прекрасное вино, а затем уснули на мягких постелях. Я так чувствовал себя хорошо, что готов был идти в монахи.Утром 2 октября поехали в Вифанию[613]
. Подъехали прямо к церкви, а оттуда в семинарию, в которой владыка воспитывался и потом был рекрутом. Была торжественная встреча. Откуда поехали в лавру. В это время приехал и возвратившийся из Костромы прокурор Священного] синода Лопухин[614]. В Кострому он ездил по делу о раскольничьих иконах. Было выяснено, что отобранные у раскольников иконы чиновники консистории продавали тем же раскольникам и брали за это большие деньги. Лопухин был важный старик с умным лицом. Беседовал он с владыкою больше 2 часов.Затем поехали вперед и в 9 часов вечера въехали в ворота Данилова монастыря около Переяславля. Владыка, выпив чаю с просфорою, сейчас же ушел спать. Казначей спросил у меня, будет ли владыка ужинать. Я только что хотел ответить, что владыка не ужинает, как келейник Вукол сказал, что не мешает на всякий случай приготовить кое-что. Казначей убежал, а Вукол мне объяснил, что за владыку мы поужинаем. И действительно, мы ели икру, семгу и уху из стерляди, запивая винами. В 7 часов утра выехали, проехали Переяславль и приехали в 2 часа дня в Ростов, в Яковлевский монастырь. С одной стороны монастырских стен озеро длиною верст 13 и шириною около 8[615]
, с другой — маленькая речонка. По озеру сновали лодки. Вид со стен прекрасный. Взгляд уносился в неведомую даль, туда, где озеро сливается с горизонтом, с другой же стороны останавливался на раскинутом треугольном городе с полуразвалившимися стенами кремля. Из монастыря на другой день поехали в село Шапсы, где племянница владыки была замужем за местным священником. На краю деревни близ церкви стояла небольшая изба священника, состоявшая из комнаты с перегородкой. Вся комната была завалена кочнами капусты, и поэтому племянница провела владыку за перегородку, где стояла кровать и киот с образами. Выпив чаю, владыка вышел осматривать огород.— У нас все бедно и не устроено, — извинялась попадья.
— Мы и сами жили так, — задумчиво ответил владыка.
6 октября мы въехали в Ярославль. По улицам вместо мостовой была гать. Карета с трудом двигалась, так как колеса тонули в грязи. Остановились мы в Спасском монастыре. Вечером владыка пошел к живущему на покое ослепшему преосвященному Евгению, с которым говорил до 12 часов ночи. Я просто заслушался их умных разговоров о миссионерстве в Китае и распространении христианства среди степных иноверцев. В 6 часов утра я отправился на колокольню. Хотя начиналась заря, но небо было еще темно и кое-где изредка блистали звезды. Становилось все светлее и светлее, и наконец выплыло солнце. Волга трепетала мелкими серебристыми блестками волн, которые в одном месте, при впадении реки Которосли, были светло-малинового цвета. Над рекою вились чайки, на стоявших на якоре и медленно покачивавшихся судах рабочие копошились, умывались, молились… Залитый весь солнцем город также стал просыпаться. Я долго любовался этой чудной картиной.
Утром поехали дальше. Был сильный ветер, Волга бушевала, и паром не действовал. Однако по просьбе владыки 24 человека рабочих взялись за канат. На средине Волги волны перебрасывали воду через весь паром. Владыка молчал и только, когда приехали, сказал: «Слава Богу, Бог перенес». Покатили затем в карете по костромской дороге. Грузная карета в 8 лошадей едва двигалась по грязи. Некоторые мосты были ненадежны, и приходилось объезжать, делая крюк верст по пяти. Было уже темно, когда наконец показалась Кострома и мы въехали в ворота Ипатьевского монастыря. Для владыки была приготовлена баня, но он сейчас же пошел служить всенощную, а баней воспользовались я с Вуколом. Мы же по обыкновению съели и приготовленный для него ужин.
Утром явился полицеймейстер с извинением, что не встретил вчера владыку, объяснив, что он ездил его встречать по другой дороге. В 9 часов утра переехали реку Кострому на лодке и направились прямо в собор, который был переполнен народом. Впереди стояли губернатор Войцех[616]
, в военном мундире, адъютант, полицеймейстер, вице-губернатор Брянчанинов[617], председатель казенной палаты Голоушев[618] и многие другие. Слышался громкий шепот и замечания. Многие высказывали свое первое впечатление о владыке.— Все манеры Филарета, но только одни манеры, а выражения в лице никакого нет.
— Одно смирение и больше ничего. Знаем его мы весь род. Ни одного умного.
— Лицо, однако, у него замечательное, как бы дышит святостью.
— Брат тоже у него смирный, а какой из него толк. Я его знаю. Учился вместе с ним…