Воспоминания "Встречи на грешной земле"

Директор подзывает одну из школьниц и велит позвать Зинаиду Ивановну. Он говорит это сухо и, как мне кажется, неодобрительно глядя на девочку. И я сразу же начинаю чувствовать к ней неприязнь, ибо не может быть, чтобы этот добрейший человек был не прав в отношении девочки. Опять, увы, я и не подозреваю, что не далее как завтра, встретившись со мной на лестнице, директор еле кивнет в ответ на мой почтительный поклон и любящий взгляд. Я еще не знаю этого, как равным образом и того, что Зинаида Ивановна, а попросту Зинаидиха, будет так непочтительно именоваться мною наряду со всеми, и это окажется вполне справедливо. Так же впоследствии я узнаю, что учительница биологии, Александра Зосимовна — не более как Коза, немка Берта Самойловна носит мужественное имя Зигфрид, а чопорный обществовед Павел Матвеевич Шендяпин — всего лишь Поша, про которого даже сложены стишки: «У Поши четыре ноги, А сзади болтается хвост, Ты трогать его не моги, А то он поставит вопрос».

Но вернемся в вестибюль и в первый день.

Появляется Зинаида Ивановна, тощая, немолодая женщина с остренькой мордочкой и узлом на затылке. Она почтительна с директором, любезна с моей матушкой и, взглянув на меня, сразу же гладит по голове. Глаза ее излучают удовольствие, и она вся расцветает, увидев такое создание, как я.

Через неделю, когда я уже как-то освоюсь в новой обстановке, она взглянет на это создание оловянными глазами и брезгливо скажет: «Выйди за дверь. В следую-

щий раз, если ты опять будешь пускать бумажных голубей, я отправлю тебя домой и вызову твоих родителей».

Так будет через неделю, но сейчас она, видимо, обворожена моим умом и воспитанностью, хотя эти качества я еще не успел проявить. Поэтому я немедленно начинаю чувствовать к ней нежность, пристрастно закрывая глаза на то жеманство, с которым она себя держит и которое, будь я постарше, сразу же сказало бы мне, что перед нами старая дева.

Зинаида Ивановна — руководительница той группы, в которую я попадаю. Она берет меня за руку и проявляет намерение оторвать от родной матери. И вот тут я чувствую, как мне близка и необходима мама, та самая мама, которой я так дерзко, невоспитанно, желчно и несправедливо отвечал, когда мы собирались и она посоветовала мне пользоваться носовым платком, а не тянуть носом.

Я бросаю на маму взгляд, полный тоски, и, что самое волнующее, встречаю такой же. Но поздно. Мы уже на разных берегах. Отныне мать теряет надо мной свою безраздельную власть и знает это. Она передает сына в чужие руки, и это пугает ее. Она искусственно улыбается и прощально целует меня.

Упорно глядя вниз набрякшими глазами, я поднимаюсь по лестнице, влекомый становящейся все более жесткой и нетерпеливой рукой Зинаиды Ивановны. Зинаидихи...

18. Детские горести

В школе я как-то по-иному увидел девочек. Да, я помню недосягаемую Мусю и свойскую Таню. Но они, да и все прочие, мною воспринимались однопланово: плохие, хорошие, веселые, скучные. А тут...

Одновременно примитивные и загадочные, неинтересные и притягательные. Существа, на которых даже не стоит смотреть и ради которых меняешь свое поведение. Начинаешь почему-то ходить на руках. Или дерешься на переменках с Генкой Беловым. Прыгаешь сразу через несколько ступенек и вообще рискуешь жизнью, коверкая при этом свое мировоззрение.

Казалось бы, в чем причина? Подумаешь, какие-то две жалкие косички, вздернутый, пятнистый от веснушек нос, редкие брови, да и вообще, брови ли это? Узловатые коленки. Согласитесь, тут все достойно самого откровенного мужского презрения. Но...

Но косички шелковисты и изысканно перевязаны воздушным, словно гигантская бабочка, бантом. Носик прозрачно чист, забавно вздернут, и веснушки на нем аккуратно рассыпаны. А глаза смотрят так вызывающе, что хоть и дразнишь их владелицу, когда находишься в буйном содружестве с прочими мальчишками, но как только остаешься с ней наедине, становишься от застенчивости глуп. Покрываешься багровой краской, но согласен почему-то выдержать мучительную пытку от совместной прогулки до ее дома.

Попав в школу, я неминуемо стал презирать всех девчонок, а наиболее привлекательных в особенности. И, само собой, сразу же «вляпался». В кого? Хм, стыдно признать — во многих, а в самую хорошенькую особенно.

Я так останавливаюсь на этом, чтобы было ясно, какую травму нанес мне тот факт, когда вскоре после моего поступления, на глазах у всего класса, сзади лопнули мои штаны.

Сколько пагубных случайностей должно было произойти, чтобы возникло это позорное событие! Казалось бы, все сначала шло мне на пользу. Меня посадили за парту с Наташей Александровой, той самой Наташей, из-за которой старшеклассники на переменках слонялись у наших дверей.