Воспоминания "Встречи на грешной земле"

Ионеско оказался мужчиной с очень измученным, чтобы не сказать помятым, лицом и явно выглядел старше своих тогдашних 57 лет. Он был любезен, быстр в движениях, даже суетлив. Усадил нас вокруг низенького столика, на котором моментально появились бокалы и бутылки вина. Налил. Я выпивоха плохой, Розов тоже непьющий, но в отличие от меня все же может сделать вид, что составляет компанию. Наша переводчица лишь пригубила для приличия, а француженка — за рулем — оставила бокал нетронутым. Что до Ионеско, то было видно, — он выпить не дурак. Сразу налил себе полный бокал, выпил, снова налил и далее уже подкреплялся, не дожидаясь гостей, по собственному распорядку.

Но головы не терял. И сперва устроил нам нечто вроде перекрестного допроса. Цель: определить, действительно ли мы драматурги, а не подосланные посольством

работники известной службы. Так что разговор он повел сугубо профессиональный. (Приходится признать, что наши фамилии ему ничего не сказали.) Речь пошла о наших прогнозах на развитие возможностей театра, об абсурдистском и традиционном направлении в драматургии, о реакции зрителей и учете их восприятия. И — ни слова о политике.

Мадемуазель Шанталь сразу же как переводчица скисла. В ее словарном багаже не было соответствующих понятий. Да и вообще она не вполне понимала, о чем идет речь — безразлично, по-французски или по-русски. К счастью, тут нас выручила наша переводчица, которая оказалась на высоте. Все же, кроме службы в Инкомиссии, она еще занималась переводом художественной литературы.

Убедившись, что мы на самом деле драматурги, Ионеско сразу повеселел, оживился, и разговор уже пошел по другому руслу. Он искренне недоумевал, почему у нас обиделись на него, когда он не подписал наше воззвание.

Но ведь я не подписал и противоположного! И вообще, почему я должен подписывать что-то, написанное не мной? И еще объяснять, почему я не подписываю! И почему я обязан иметь то же мнение, что у вас? Я вообще могу менять свое мнение, когда хочу, на то, которое мне сегодня кажется приемлемым. Сегодня одно, завтра другое. Я ведь не член вашего Союза. Я сам по себе!

Выяснилось, что он обижен, но не на ругню в газетах по его адресу, а на то, что ни одна из его пьес так и не была поставлена.

— Ну, хорошо! Допустим, что некоторые пьесы слишком для вас необычны. Но уж «Носороги»-то?! Опубликовали, обещали и не поставили!

Все верно. Есть основания обидеться. Нормальная реакция драматурга, который пишет пьесы для того, чтобы их ставили, а не морочили голову. Он ждет спектакля, а ему вместо этого — подпишите воззвание. Тьфу... Если не понимаешь, с кем имеешь дело, то не удивляйся, что настраиваешь человека против себя.

«Носороги», конечно, следовало поставить. Я уверен, спектакль имел бы оглушительный успех. Но вот поди,

объясни ему, что именно потому и не разрешили постановку. А, кстати, напрасно боялись. Кроме театрального успеха, больше ничего не случилось бы. Ведь идут же сейчас и «Стулья», и «Король умирает», но никаких землетрясений, даже в зрительном зале, не происходит. Правда, вроде бы, времена не те. Однако «Носорогов» на нашей сцене что-то до сих пор не видно. Так что, времена хоть и не те, но...

Мы выразили Ионеско полное понимание, причем от души. Мы с ним повозмущались («Всюду мои пьесы идут, кроме вашей страны!»), а потому разговор далее пошел сердечнее, тем более, что он себе все подливал и подливал.

Он искренне заинтересовался, а как идут дела у нас с нашими пьесами. И узнав, какие нам приходится преодолевать препоны, в свою очередь посочувствовал и, естественно, выпил за наше здоровье. Но тут наша переводчица напомнила, что мы приглашены смотреть «Сирано де Бержерак» в «Комеди Франсез», а значит, пора закругляться.

— Не делайте это! Не ходите туда! Это мертвый театр и мертвый спектакль! — вскричал Ионеско. И стал уговаривать нас провести весь вечер у него. Он был мил и выказывал нам самые дружеские чувства, утверждая, что «ради такой дивной беседы он готов пренебречь всем на свете».

Даже если отнести три четверти столь лестной оценки встречи за счет гостеприимства и всего сопутствующего, приятно, что она вызвала у него подобную эмоцию. Да и я получил немалое удовольствие от общения с едва ли не наиболее свободным человеком, которого мне привелось встречать.

Ионеско был прав. Спектакль оказался на редкость плох. Но мы заранее были на него приглашены и не пойти значило бы обидеть.

Сердечно распрощавшись с Ионеско, мы ушли. А по дороге в театр заметили на улицах большое оживление. Из проезжающих автомобилей раздавалось по три гудка. Это звуковое сочетание здесь почему-то называли «хо-ши-мин».

Поскольку все-таки мы не были приговорены смотреть скучный спектакль до конца, то незаметно улизну-

ли с него в антракте. И увидали, что оживление на улицах приобрело праздничный характер. Повсюду можно было заметить валяющиеся листовки, а люди, явно незнакомые между собой, весело и радостно приветствовали друг друга возгласами и жестами.