Восприемник

Миновав Садовое, шофер вырулил на Дмитровку и вскоре свернул на неприметную улочку недалеко от Савеловского вокзала. Остановился перед массивными выкрашенными в серое воротами. Дважды коротко просигналил. Створки со скрежетом разъехались, и «УАЗик» медленно покатил вдоль одинаковых трехэтажных строений. Остановился у одного из них, перед входом с козырьком.

– Вылезай!

Вслед за капитаном Иван поднялся по лестнице и вошел в двойные деревянные двери, на которых висела потрескавшаяся табличка: «Учебный сбор».

Внутри обнаружился пост дневального, где стоял лопоухий, стриженный наголо парнишка в милицейской форме. Завидев вошедших, он вскинул руку к козырьку серой форменной кепи и надрывно прокричал: «Дежурный по роте на выход!»

На зов тут же выскочил другой милиционер, в погонах сержанта, по виду ровесник Шаховцева. Следом откуда-то сбоку появился еще один страж порядка, немолодой, в чине прапорщика.

– Принимайте! – устало бросил капитан, кивнув на Ивана.

Тем временем Шах огляделся и с удивлением увидел, что находится в самой что ни на есть солдатской казарме, где между рядов двухъярусных коек, заправленных уставными синими одеялами, надраивали с мылом пол двое стриженных наголо парнишек. Вот только одеты они были не в камуфляж, а в серую милицейскую «пэпээску»¹.

А прапорщик, в свою очередь, пролистав бумаги, окликнул одного из них, высокого носатого парня:

– Пригарин! А ну дуй сюда! – и дождавшись, пока тот подбежит, распорядился: – Приведи-ка его в божеский вид. И поживее – чтоб до обеда успели в баню сводить!

Вместе с высоким они зашли в бытовку. Провожатый кивнул Ивану на табурет:

– Снимай рубашку.

Шах замешкался и настороженно уставился на милиционера.

– Снимай-снимай, – ободряюще повторил Пригарин, доставая из выдвижного ящика машинку для стрижки.

– Слышь, может, хоть ты скажешь, куда это я попал? – наконец решился задать главный мучивший его вопрос Иван.

– Куда-куда… Как положено, на КМБ! – усмехнулся высокий. – То бишь, на курс молодого бойца… Приходилось про такой слышать?

– Да я понял. А почему здесь все в ментовской форме?

– Так это специальная часть, тут все так ходят.

– Что же это за войска такие?

– Внутренние.

– Так у них вроде обычная зеленая форма.

– Это у оперативных и конвойников². А кроме них, еще вот такие части есть, которые вместе с ментами за порядком следят. Вот потому и одевают так, чтобы внешне не отличить было, кто ты – солдат или урядник… Кстати, как тебя звать-то?

– Иваном.

– А меня Ромкой. Откуда сам будешь?

– Да вроде как уже местный…

– Москвич, что ли? – в голосе нового знакомца явственно послышалось презрение вкупе с тайной завистью.

– Да нет, просто почти два года тут в институте проучился. А так – с Куранска.

– Да? Считай, земляки. А я с Тамбова. Ну давай, шагай, а то тебя уже старшина заждался.

Потом в сопровождении прапорщика Иван отправился в баню, где после десятиминутной помывки ему выдали милицейскую «пэпээску», а вдобавок к ней новенькие «берцы» – высокие ботинки на шнурках, и через полчаса он уже маршировал в общем строю.

Время, что оставалось до присяги, занял учебный сбор, который в части почему-то называли «карантином». Новобранцы усиленно зубрили главную военную клятву и до седьмого пота упражнялись в строевой. А уж затем – кто призвался пораньше, отправились по ротам, а прочие, в том числе и Иван, остались на КМБ еще недели на две, доучиваться.

Но сначала была присяга. О ее точной дате Шаховцев узнал в первый же день и тут же накатал об этом письмо матери, а кроме того – еще Владу Короткову и Жанне.

Вообще-то он не рассчитывал, что возлюбленная придет – накануне они рассорились вдрызг. Причем все это началось не когда-нибудь, а с того дня, когда он, после внушений крестного, чуть ли не с гордостью заявил своей пассии: так и так, мол, иду служить! На что та вытаращила глаза со словами: «Ты что, совсем чокнулся?» А дальше была долгая перепалка: подруга пыталась убедить его, что в армию нынче идут одни лохи и отщепенцы, а любой мало-мальски уважающий себя человек сделает все, чтобы отвертеться. Кончилось это тем, что она впервые не осталась ночевать у него в общежитии, а укатила к себе, в Подольск. А за день до призыва вообще заявила, что жених просто-напросто подло бросает ее на произвол судьбы. Помнится, Иван тогда подумал: надо же, у него в Куранске до сих пор девки на парней, кто не служил, косо смотрят, а тут, в столице, выходит, все наоборот!

И все же, на удивление, Жанка соизволила явиться на присягу вместе с Владом и его женой Ленкой. Естественно, приехала и мать. И если друзья-однокурсники сочли, что Шаховцеву повезло (как же, в Москве оставили!), то Ольга Григорьевна тяжко вздохнула: «Ну вот, будешь два года всякую пьянь подбирать, да еще, не дай Бог, кто-нибудь из них тебя ножом пырнет!»