Конор подбадривал его криками, Натали смеялась. Они стали нагонять машину Дэна, скорость увеличивалась: шестьдесят миль в час, семьдесят, растущие вдоль обочины деревья слились в сплошное зеленое пятно. Окна открыты, музыка гремит. Конор вопил: «Давай, давай, красотка», словно подбадривал лошадь. Эндрю посмотрел на Натали, и оказалось, что она тоже смотрит на него, проделывая эту свою фирменную штуку: одновременно улыбается и прикусывает нижнюю губу. А когда она так на него смотрит, его это просто убивает. Его сердце рвется на части, его душа парит. Он влюблен в нее, влюблен в нее, этого не может быть, это невозможно, но он влюблен в нее. Он бы хотел вечно вот так ехать рядом с ней. Он сильнее прижал педаль газа, вывернул руль вправо, обходя быстроходный автомобиль Дэна, а Конор при этом высунулся из окна, осыпая того презрительными насмешками.
Вырвавшись вперед, Эндрю снова замедлил ход, понимая, что опьянение, которое он чувствовал, было вызвано не только ярким солнцем, скоростью и влюбленностью в лучшую подругу своей девушки, была в этом опьянении и пивная составляющая.
Когда он рассказывает эту историю, он никогда не упоминает о том, как Дэн ни за что не желал сдаваться, как чуть не врезался им в бампер, бешено сигналя и дурачась, и наконец промчался мимо них, посылая воздушные поцелуи. Натали помахала ему и тоже послала воздушный поцелуй. Он умалчивает о том, как Конор тоже не желал сдаваться, как подстрекал его с заднего сиденья: «Давай, давай, дружище, еще успеешь побыть старым и скучным, жми».
На дороге был поворот, Дэн свернул, Эндрю за ним. После этого был еще один прямой отрезок. Они оставили позади фермерские угодья и ехали через лес, над головой раскинулся изумрудный шатер. «Давай, дружище, давай». Он думал о поцелуе, который Натали послала Дэну, спрашивая себя, всерьез ли она. В кассетнике стоял музыкальный сборник, который он записал когда-то курсе на втором, группы «Lemonheads», «Suede» и «Nirvana». Потом группа «Buffalo Tom» запела «Sodajerk», и Натали радостно охнула. «О, я обожаю эту песню, сто лет ее не слышала». Она прибавила громкости и принялась подпевать во весь голос. Эндрю посмотрел на нее, усмехнулся и поддал газу.
Они их почти догнали. Но в конце прямого участка дороги был поворот, и из-за этого поворота выезжал «Лендровер». Да, они их почти догнали. Но «почти» не считается, когда ты гонишь со скоростью семьдесят пять миль в час и места для маневра нет. Эндрю никогда не говорит о том, как он себя чувствовал в тот момент, когда стало ясно, что все кончено, что места для маневра нет: машина Дэна слева, «Лендровер» прямо перед ними. Ему пришлось свернуть вправо, рулить сквозь деревья. Сделать это было невозможно. Но больше деваться все равно было некуда.
Было ощущение, что все в мире сделано из металла. Он сам был из металла, он дышал металлом, каждый звук, который он слышал, был скрежетом металла, треском металла. Резким, жестким, неумолимым.
Машина перестала двигаться.
Руки Эндрю были на руле, он все еще держался за руль.
Он повернул голову.
Натали смотрела на него; ее губы шевелились, но звуки не вылетали. На ее лице была кровь, кровь была у нее во рту. Она что, откусила язык?
Он чувствовал боль в шее и в ноге, посмотрел вниз – сквозь джинсы вокруг колена проступала кровь.
– Натали? – Его ремень безопасности никак не расстегивался. – Натали? Все будет хорошо. Все будет хорошо.
Кто-то кричал, ему было не видно, кто это.
Медленно обернулся. Конор исчез, его не было на заднем сиденье. Должно быть, уже выбрался.
«Может быть, – рассуждал Эндрю, – я на некоторое время вырубился? Как долго я был в отключке?»
Конор пошел за помощью, сказал он Натали, но она не слушала. Ее глаза были закрыты, и изо рта по подбородку текла кровь.
Господи боже, господи боже.
Ему надо выбраться из машины.
Наконец ремень безопасности щелкнул и расстегнулся. Он повернулся вправо, чтобы открыть дверь, и тут заметил, что лобового стекла нет, совсем нет и что на капоте, прямо на конце капота виднеется пара кроссовок. Черные «Конверс», кроссовки Конора. Он не мог понять, почему они там, спереди, когда Конор был сзади.
Его дверь заклинило, потребовалось некоторое время, чтобы ее открыть. Нога болела, по-настоящему болела. Он вытолкнул себя из машины. Казалось, что на улице темнее, гораздо темнее, чем было, когда они ехали. Который час?
Кто-то кричал.
Он повернулся. По другую сторону машины дрались двое.
Боже милостивый, он не может стоять, он сейчас упадет.
Это был Дэн. Дэн и Джен, они дрались.
Дэн кричал, он не пускал Джен. Она пронзительно вскрикивала.
Дэн орал:
– Он погиб, Джен, он погиб! Не смотри, не смотри! Нет, Джен, не надо!
Не смотри, не смотри, не смотри!
Когда Эндрю рассказывает свою историю, то никогда об этом не упоминает.