— Кассий? — Катон вспомнил огромного зверя, которого он встретил бродячим на восточной границе, и который привязался к нему, однажды спасши ему жизнь. Теперь, когда он подумал о Кассии, его пронзила скорбь об участи собаки вместе с судьбой Парвия. Но больше всего он горевал о Макроне, и Катон изо всех сил старался сдержать свои чувства, направляясь к Петронелле. Она встала, выражение ее лица разрывалось между облегчением при виде его и эмоциональным опустошением из-за потери ее мужа и Парвия. Ее нижняя губа задрожала, а затем, когда Катон подошел, чтобы обнять ее, она покачала головой и разрыдалась, закрыв лицо руками. Катон колебался, чувствуя себя неловко, не зная, что делать. К счастью, Клавдия поспешила к пожилой женщине, обняла ее и притянула к себе. На мгновение единственным звуком в таверне были глубокие рыдания и почти животные стоны, пока Петронелла не отстранилась, потирая глаза, и не посмотрела на Катона извиняющимся взглядом.
— Просто, видя тебя, я вспоминаю… как вы были вместе. Несмотря ни на что. Он всегда говорил, что ты для него наполовину друг, наполовину сын, а наполовину брат. Может быть, такова жизнь солдата. Может быть, он и был моим мужем, но в какой-то мере мне казалось, что он был женат на армии.
— Я понимаю. — Катон кивнул. — Да, это так. Но никогда не думай, что его чувства к тебе на много слабее чем твои. Я знаю Макрона достаточно хорошо, чтобы понимать, что ты — любовь всей его жизни.
Петронелла слабо улыбнулась. — Ты говоришь о нем так, как будто он все еще жив. Это то… что ты чувствуешь? Как и я?
В ее глазах горела душераздирающая надежда, и Катон разрывался между холодной, рациональной вероятностью того, что его друг мертв, и тоской в сердце, что каким-то необыкновенным чудом Макрон все еще жив. Сердце победило, отчасти из сострадания к Петронелле, отчасти из необходимости верить, что Макрон выжил.
— Я знаю, что он никогда бы не покинул Камулодунум. Пока люди там держались, Макрон стоял бы с ними до конца. В то же время я служил с ним достаточно долго, преодолевая с ним трудности и опасности, и если какой-либо человек и мог пройти через все это живым, то этот человек — Макрон.
Петронелла кивнула.
— Я согласна. — Она коснулась груди над сердцем. — Я чувствую это здесь, что он все еще с нами.
Катон повернулся к Клавдии.
— Где Луций?
— Спит. Я поместила его в комнату наверху. Это самое безопасное место для него. — Она указала на забаррикадированные двери и окна, и при ближайшем рассмотрении Катон увидел, что ножи и тесаки были разложены неподалеку.
— Если кто-нибудь попытается вломиться, они пожалеют об этом, — сказала Порция. Она взяла один из тесаков и тяжело опустила его на край скамьи, прислоненной ко входу. — Я не позволю ни одному из этих ублюдков ограбить «Собаку и Оленя». Или причинить вред кому-либо из нас.
— С твоей репутацией они были бы дураками, если бы попытались это сделать, — ухмыльнулся Катон. Он отметил отсутствие каких-либо других признаков жизни в здании. Из коридора, который вел за занавешенную перегородку в бордель, пристроенный к гостинице, не доносилось ни звука. — А как насчет ваших женщин?
— Если и случаются какие-то неприятности, то больше всего страдают женщины, — сказала Порция. Я посадила их на корабль, идущий в Рутупий, как только здесь стало не безопасно. За них отвечает одна из пожилых женщин. Я дала ей достаточно денег, чтобы она могла присматривать за ними в течение нескольких месяцев. Будем надеяться, что к тому времени наместник разберется с мятежом, и все вернется на круги своя. Даже если Макрон… — На ее лице появилось страдальческое выражение, затем она повернулась к проходу, ведущему на кухню. — Ты, должно быть, проголодался. Я принесу тебе миску.
Катон сел напротив Клавдии и Петронеллы.
— Как Луций справляется?
— Он еще ребенок, — сказала Петронелла. — Вы знаете, каково это в таком возрасте. Все — приключение, и ты не понимаешь, что происходит, кроме того, что ты играешь, ешь и спишь.
— Он думает, что это захватывающе приключение, — добавила Клавдия. Бедняга. Возможно, это к лучшему.
Порция вернулась и поставила перед Катоном чашу из самосской глины, а затем положила немного тушеного мяса из кастрюли, стоявшей в конце стола. — Вот. А теперь расскажи нам, как ты здесь очутился. Я думала, что армия все еще сражается с друидами в горах.
За едой Катон рассказал в общих чертах о кампании и высадке на острове Мона, которая ознаменовала окончательное завоевание очага культа друидов. Он рассказал им, как в тот самый момент, когда Светоний и его уставшие от битв люди праздновали победу, до них дошла весть о начале восстания и падении Камулодунума, а также о том, что они должны добраться до Лондиниума раньше Боудикки и ее орды.
— Наместник здесь? — Взволнованно спросила Порция. — И армия тоже?
— Нет. Только всадники из моей когорты и несколько других конных подразделений. Основные силы отстают от нас на несколько дней.
— Прибудут ли они вовремя, чтобы остановить мятежников? — спросила Клавдия.