Восстание

— Поздно отдавать приказы, не терпящие отлагательства… Теперь никакими приказами положения не исправишь. Поздно, господин генерал, — сказал Колчак и вдруг вспылил. Долго сдерживаемый гнев прорвался наружу. — Приказы нужно было отдавать раньше… Вы потеряли время и потеряли все… Вы, хоть и генерал, но не понимаете, что значит на фронте потерять время. Потерянное время — это потерянное пространство. Из-за вас мы провалили всю операцию и открыли красным путь на Урал… — говорил он в запальчивости, в эту минуту действительно уверенный в том, что во всех неудачах на фронте виноват именно Гайда. — Мы потеряли Бугуруслан, Белебей… Когда 1-я, 4-я, 5-я и Туркестанская армии красных обрушились на Ханжина, вы бездействовали… Вам было приказано ударить в тыл наступающим войскам Фрунзе, чтобы помешать им форсировать реку Белую, для этой операции вам был дан резервный корпус, а вы погубили его… Погубили… Байсарово! Вспомните селение Байсарово… Вы позволили красным взять корпус в клещи и уничтожить… Да-да, уничтожить, потому что многим ли из него удалось бежать к Бирску? Теперь Белая форсирована красными и Уфа взята… Куда прикажете отходить? К Тоболу? Где найдешь такое водное прикрытие, как Белая…

Гайда слушал молча. Он был бледен, и у опущенных век лежали зеленоватые тени.

— Вы не потрудились организовать разведку и погубили боеспособнейший резервный корпус, не добившись никакого успеха, — уже не говорил, а кричал Колчак. — Вместо того чтобы командовать армией, вы занялись черт знает чем… Вы занялись подозрительной политикой… Вы собрали у себя в штабе все черновское эсеровское охвостье: болтунов, критиканов и кляузников… Вы доверили им судьбу армии…

Выкрикнув все это одним дыханием, Колчак почувствовал удушье и, хватая ртом воздух, запрокинул голову, что для всех знающих адмирала было признаком высшей точки его гнева.

Знал это и Гайда, но сейчас, казалось, он не замечал ничего и нисколько не хотел успокоить своего главнокомандующего. Он лишь воспользовался продолжительной паузой в обличительной речи Колчака и сказал, стараясь сохранить в голосе спокойствие, которое прозвучало как небрежность:

— Я считаю опасным собирать у себя в штабе крайних монархистов и реакционеров…

Колчак опешил.

— Каких крайних монархистов и реакционеров? — в замешательстве пробормотал он.

— Офицеров вроде Розанова, Волкова, Красильникова, Катанаева… Офицеров, которые своими действиями способны только вызвать озлобление даже среди богатых крестьян…

Несколько секунд Колчак, не мигая, смотрел на Гайду, подняв брови, потом усмехнулся и на лице его застыла лукавая улыбка сумасшедшего. Было непонятно — засмеется он сейчас или закричит.

— Крайних? — проговорил он едва не шепотом. — Более крайних взглядов, чем ваши, я не встречал ни у одного из своих офицеров… Полгода назад вы утверждали, что русским народом можно править только кнутом и штыком…

— Но нужно и выполнять демократические обещания, данные населению, — сказал Гайда, даже не моргнув глазом. — А они не выполняются ни правительством, ни чиновниками. Старшие офицеры не считают себя обязанными исполнять изданные законы, и каждый руководствуется только своим желанием и своей выгодой. И я, и я не хочу комплектовать своего штаба подобного сорта людьми и формировать его по образу и подобию реакционных штабов, которые вызывают ненависть населения и проигрывают войну…

— Проигрывают войну не реакционные офицеры, а вы вместе со своим «демократическим» штабом. Вы! Из-за вас мы сдали Уфу…

— На уфимском направлении были войска генерала Ханжина, а не мои, — сказал Гайда.

— Да, но вы должны были ударить в тыл 5-й советской армии, приостановить этим наступление красных и содействовать успеху Ханжина. — Адмирал с таким ехидством прищурил глаза, что Гайда невольно отвернулся к окну. — Тактика требует умения вести операции во взаимодействии с другими армиями…

— При том положении, которое создалось на фронте, помочь генералу Ханжину было невозможно, — сказал Гайда.

— Для вас, может быть, и невозможно, — сказал Колчак издевательски спокойным тоном. — Вы в прошлом, кажется, аптекарь и не имеете специального военного образования. Назначая вас командующим армией, мы, к сожалению, не знали вашей основной профессии. Нет слов, смешивать порошки по готовым рецептам куда как легче, чем командовать армией. Ну, а коли уж вы взялись командовать, вам следовало бы создать себе надежный штаб, а не назначать в него болтунов «демократов», которых всех без исключения нужно повесить… Без хорошего штаба претендовать вам на командование армией было слишком самоуверенно…

Лицо Гайды сделалось каким-то прилизанным, скользким, как будто он только что вынырнул из воды.

— Да, ваше превосходительство, — через силу усмехнувшись, проговорил он. — Да, ваше превосходительство, но иные претендуют на то, чтобы управлять целой Россией, умея с грехом пополам управлять тремя кораблями… Иные берутся командовать сухопутными армиями, не имея представления о том, что такое пехота…

— Что?

Гайда молчал. Он стоял белый, как мел, с закушенной губой и сжатыми кулаками.