Восстание королевы

Мальчик десяти лет упал с лошади, сотрясение. Появившиеся воспоминания заставили его подняться на самую высокую колокольню. Его предок был известным вором, жившим высоко среди теней и шпилей. Молодая женщина, признанная бездарной в Интриге. Память предков проявилась после того, как она бросилась с моста в Делароше, чтобы утопиться…

– Вы хотите установить связь и подстегнуть воспоминания? – спросила я, посмотрев на Журдена.

– Не подстегнуть, – поправил он, – а вдохновить. Люк тебе поможет.

Мой брат по страсти улыбнулся и отсалютовал мне чашкой кофе.

– Не сомневаюсь, что мы преуспеем, Амадина. Отец уже упоминал другие связи: через книгу, музыку, царапину. Думаю, мы легко вызовем еще одно воспоминание.

Я кивнула, но не чувствовала его уверенности. Мой предок жил сто пятьдесят лет назад и был не только мужчиной, но и чистокровным мэванцем. Рос в мире мечей, крови и сумрачных за́мков, а не среди искусства и хороших манер. Казалось, у нас мало общего.

Но именно из-за него я оказалась здесь и сидела за одним столом с Альдериком Журденом, который на самом деле являлся кем-то другим – человеком, кого я не должна была знать, и его жизнерадостным сыном Люком. Мы трое хотели возвратить Камень Сумерек, низложить короля Ланнона и посадить Изольду Кавана на трон.

Так что я добавила сливок в кофе, подняла чашку и произнесла настолько весело, насколько могла:

– Отлично. Когда начнем?

Глава 15. Ускользающие нити

Первое, о чем мы подумали, – это музыка. Я уже превращалась, хотя и очень слабо, под звуки мэванской мелодии, а Люк как раз был музыкантом.

Мы начали сразу после завтрака, укрывшись в библиотеке, ставшей комнатой для опытов. Я отдала Люку свиток с песней Мириай – изящно выведенные ноты все еще скрепляла алая ленточка. Я смотрела, как мой названый брат опустился на стул и развернул его, быстро читая. К горлу подступил ком. Я скучала по Мириай. Песня не зазвучала бы так же, как прежде, даже сыгранная господином Музыки.

– Интересное название, – заметил Люк, посмотрев на меня.

Я же его даже не видела. Нахмурившись, я приблизилась, чтобы взглянуть из-за плеча юноши.

«Бриенна, две в одной».

Я отвернулась, притворившись, что заметила что-то интересное на полке с книгами. Мне нужно было время, чтобы сдержать свои эмоции. Я не стану плакать – разрыдаюсь, лишь когда сосуд моих слез переполнится, а это, надеюсь, случится еще не скоро.

– Почему бы тебе ее не сыграть? – предложила я и снова села в кресло у спинета.

Люк поднялся, нежно разгладил пергамент, придавив каждый край обточенным водой камнем. Я смотрела, как он взял скрипку и смычок и отдался песне – ноты танцевали в воздухе, словно блуждающие огоньки или светлячки. Можно было подумать, что комнату наполнила магия, если бы она не была давно мертва.

Я закрыла глаза и прислушалась. На этот раз мне удалось различить валенийскую часть – веселую и оживленную – то, что Мириай называла аллегро, а затем услышать мэванский мотив – мощный, глубокий и сочный, поднимающийся, как дым, в победоносном крещендо. Но я все еще сидела в кресле и оставалась собой.

Я открыла глаза, когда Люк закончил играть. Отзвуки песни еще звенели в воздухе.

– Ты видела что-нибудь? – спросил он, неспособный скрыть надежду.

– Нет.

– Тогда я повторю.

Он сыграл песню еще дважды. Но воспоминания Т. А. не пришли. Может, я унаследовала только три из них? Что, если нить можно использовать лишь раз?

Я пала духом, но энергия и настойчивость Люка были словно прохладный ветерок в самый жаркий летний день.

– Давай снова обратимся к «Книге Часов», – предложил он, откладывая скрипку. – Ты сказала, что отрывок о Камне Сумерек вызвал первое видение. Возможно, твой предок читал и остальные легенды.

Мне не хотелось признаваться, что я прочла уже много глав, и безрезультатно. Нужно было попробовать вновь лишь для того, чтобы убедиться, что это тупик.

* * *

Время, забыв про прежние насмешки, внезапно ускорилось, часы летели как птицы. Прошла неделя. Я почти этого не заметила, ведь Люк придумывал все новые и новые нити.

Мы испытали каждое из моих чувств. Он заставлял меня пробовать мэванские блюда, трогать клубок северной шерсти, слушать мэванскую музыку, вдыхать ароматы сосны, гвоздики и лаванды. Но вызвать новое видение не удавалось.

Однажды Люк посадил меня за стол в библиотеке и развернул рулон бордового полотна, такого темного, что оно казалось почти черным. В центре был вышит белый бриллиант, а в нем – олень, прыгающий сквозь лавровый венок.

– Что это? – спросил меня Люк.

Я посмотрела на полотно и пожала плечами:

– Не знаю.

– Ты никогда его не видела?

– Нет. А что это?

Он дернул себя за волосы, наконец выдав свое отчаяние.

– Это цвета и герб Дома Аллена.

Я снова изучила полотно и вздохнула.