Мир вокруг нас больше не казался реальным. Он обнимал меня, на мне не было ничего, кроме сорочки, у наших ног в ворохе моей одежды лежал магический камень. Я не могла решить, что из этого было самым странным. Судя по тому, как Картье держал меня, он тоже этого не знал.
– Да, я спрятала его в корсете.
Он опустился на колени, взял медальон и положил его на стол. Это меня удивило – словно в руках Картье оказалось простое украшение. Потом он посмотрел на меня, на мою рану, и я увидела, как он встревожен и бледен.
На мне были только сорочка до колен, без рукавов и шерстяные чулки, которые наполовину сползли. Я залилась краской при мысли, что придется полностью обнажиться перед Картье, чтобы открыть рану.
Наверное, он прочел мои мысли, потому что шагнул к шкафу и принес мне бриджи.
– Знаю, они велики, – проговорил он, протягивая их мне, – но надень. Мне нужно тебя осмотреть.
Я не стала возражать. Он довел меня до кровати и отвернулся. Присев, я сняла кортик с бедра и стала натягивать его бриджи, морщась от боли в животе.
– Все, – окликнула я его, – можете смотреть.
В мгновение ока Картье оказался рядом со мной, помог лечь и опустил мою голову на подушку. Затем осторожно поднял край сорочки, открывая мой живот, и коснулся раны.
– Неглубокая, – заметил он, и я увидела, как лицо моего бывшего наставника постепенно разглаживается. – Но нужно ее зашить.
– Думаю, меня спас корсет, – откликнулась я и, откинув голову, рассмеялась.
Картье не счел это смешным. Когда я заставила его поднять корсет, стало очевидно, что прочная ткань, окровавленная и порванная, приняла удар на себя и уберегла меня от глубокой раны.
Бросив корсет на пол, Картье вздохнул:
– Я хотел заклеймить общество, которое заставило тебя носить эту клетку, но не стану.
Я улыбнулась. Он вернулся к столу и начал шарить в кожаной сумке. Слипающимися глазами я следила, как он достал пучок трав и бросил их в кубок с водой.
– Выпей – это уймет боль, – велел Картье, приподнимая мою голову, чтобы я сделала глоток.
Я скривилась и закашлялась:
– На вкус как грязь, Картье.
– Пей.
Я смотрела на него. Он не сводил с меня глаз, пока не убедился, что я сделала еще три глотка. Затем забрал кубок, и я откинулась на постель, чтобы он мог обработать рану.
– Скажи, – проговорил Картье, опускаясь на колени у кровати и вдевая нитку в иглу, – кто тебя ранил, Бриенна.
– Не имеет значения.
Гнев Картье вспыхнул с новой силой, его глаза загорелись, как синее сердце пламени. Мэванский лорд вернулся – я видела это, – он обратился в камень, сжал зубы, ярость окутала его словно тень. Мысленным взором я увидела совсем другого Картье. Он шел по главному залу родового замка, в утреннем свете, с золотым обручем на голове, а за окнами простирались поля цветущей караганы…
– Имеет, – возразил он, оборвав мои грезы. – Кто ранил тебя и почему?
– Я скажу, если вы поклянетесь, что не станете мстить, – поставила я условие.
– Бриенна…
– Так будет только хуже, – раздраженно прошипела я.
Он стер кровь с кожи и начал зашивать рану. Мое тело напряглось, чувствуя уколы иглы и натяжение нити, пока он меня латал.
– Обещаю, что не стану предпринимать ничего, – наконец согласился он, – пока не закончим наше дело.
Я хмыкнула. Не могла представить, как Картье пронзает Райана мечом, а потом вспомнила день в библиотеке, когда мы стояли на стульях с книгами на головах, и кровь, выступившую на его рукаве.
Возможно, во всем были виноваты мое потрясение или северный воздух или то, что мы снова встретились, но я подняла руку и провела пальцами по его рукаву, спускаясь к кровоточившему когда-то запястью. Картье замер, словно я зачаровала его, игла застыла в воздухе, и я осознала, что впервые прикоснулась к нему, очень быстро и едва заметно – так срывается с ночного неба звезда. Только когда моя рука вернулась на покрывало, он зашил рану и обрезал нить.
– Расскажите мне свою тайну, – прошептала я.
– Какую именно?
– Почему на вашей руке тогда была кровь?
Он поднялся и положил иголку и катушку ниток на стол. Стерев кровь с пальцев и придвинув кресло к кровати, Картье сел, сложил руки на груди и посмотрел на меня. Я гадала, о чем он думает, глядя, как я лежу на его постели, в его брюках, с его стежками на коже, с разметавшимися по подушке волосами.
– Поранился, – ответил мой бывший наставник, – на уроке фехтования.
– Фехтования? – переспросила я. – Продолжайте.
Он хмыкнул:
– Очень давно мы с отцом заключили договор: он позволит мне раскрывать страсть, пока я учусь фехтовать. Я не нарушил обещания и после его смерти.
– Должно быть, вы отлично владеете мечом.
– Да, – согласился Картье. – Но, несмотря на это, без царапин не обходится.
Мы замолчали, прислушиваясь к треску пламени в камине. Рана, зашитая аккуратными стежками, онемела. Я почти не чувствовала боли, голова кружилась, словно я дышала разреженным воздухом.
– Но как же вы не поняли, что я была Амадиной? – наконец спросила я. Этот вопрос давно не давал мне покоя. – И почему отсутствовали на первом собрании?