Посыпались камни и щебень. Темная фигура загородила вход в склеп. Савмак решительно шагнул вперед, сжимая в руке кинжал. Сердце его готово было выскочить, он не знал, как ему лучше поступить. О себе не думал. Но ясно представлял, каким позором покроет неосторожную девушку ее нахождение в склепе наедине с ним.
– Не делай еще одного безумия, – удержала его она, – спрячь кинжал и предоставь дело мне. Я пришла спасти тебя. Доверься мне.
Она говорила так гордо и независимо, что Савмак вздохнул и подчинился. Неужели ее уверенность опирается на действительную силу и власть? Здравый смысл подсказывал, что она заблуждается. Он лихорадочно соображал, как выйти из странного положения, но ничего не мог придумать.
В склеп ворвалось сразу несколько человек. Они, как видно, ожидали решительного сопротивления со стороны рабов-заговорщиков. Но в подземелье было тихо, ровно горели факелы, а у противоположной стены стоял безоружный человек и около него одна из лучших дочерей Пантикапея.
Воины опустили оружие и попятились в испуге. Им показалось, что дух Никомеда Проклятого решил подшутить над ними.
Савмак смотрел безмятежно, даже чуть улыбался, хотя его трясло от волнения. Гликерия стояла вполоборота, с вызывающим и независимым видом и рассеянно кусала стебель цветка, что держала в руке. Так может выглядеть лишь гуляющая пара, которой помешали в ее любовных разговорах.
Фалдарн повел усами и приподнял плечи в недоумении.
– Тьфу, демон… Это ты, Савмак?.. И с бабой?.. Я знал, что ты не можешь быть с бунтарями!
Он не нашел что сказать еще, уже поняв, что произошло недоразумение.
– А где же остальные смутьяны? – негромко спросил кто-то.
– Здесь нет никого, кроме нас двоих! – резко ответила Гликерия. – Уходите прочь отсюда! А зачем я здесь – я отвечу царю, а не вам!
Воины зашептались, послышался сдержанный смех. Все знали Савмака и дивились удаче парня, что сумел заманить в укромное место такую хорошую девку. Даже завидовали. Фалдарн сделал жест, означавший, что здесь им делать нечего. Все попятились, готовые выйти, чтобы на досуге посудачить насчет ловкости Савмака.
Послышались крики, в склепе потемнело. Ворвался Олтак с дандариями. Он выжидал, пока воины Фалдарна примут на себя первый удар. Не слыша шума драки, решил, что настало время и ему вмешаться в дело.
Но и он оторопел, найдя склеп почти пустым. Приглядевшись при неполном свете, дандарий вскрикнул от ярости и бешенства. Ему не надо было ничего объяснять, он все понял мгновенно. Гликерия находилась наедине с ненавистным ему Савмаком! Они спрятались в грязном склепе, где могли бы уединиться лишь презренные рыночные уборщики и рабыни!.. Ну, Савмак такой и есть! Но Гликерия, эта недотрога… Неужели она так низко пала?
– Хватай его! – дико, неестественно высоким голосом крикнул Олтак.
Он кинулся к Савмаку с искаженным лицом, готовясь убить его на месте, но был остановлен ударом тяжелого кулака. Царевич пошатнулся и упал на одно колено. Савмак хотел дополнить удар кулака пинком, но дандарии, а вместе с ними Фалдарн и воины кинулись на него и после недолгой борьбы повалили его и скрутили веревками.
– И эту!.. И эту непотребную девку! – задыхаясь, показал Олтак, поднимаясь на ноги. – Вместе, обоих!.. Да узнает весь город, как свободная распутница пряталась в склепе с подлым рабом!
Схваченную пару увели. Воины вышли смущенные, подавленные происшедшим. Склеп опустел, погрузился во мрак.
Через несколько минут у входа в склеп появилась крадущаяся фигура, которая осторожно, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, проникла внутрь усыпальницы. Это был Форгабак. Он зажег факел и при его свете стал рассматривать стены, пол, обнаружил замаскированный пролом, постучал по камню пальцем и рассмеялся. Потом наклонился, поднял с пола какой-то предмет и, спрятав его за пазухой, так же бесшумно покинул склеп.
8
Едва ли не последними узнали обо всем этом царь и Саклей, уединившиеся в одной из палат дворца для делового разговора.
Они решили послать в Неаполь посла с подарками для Палака и заверениями в дружбе на вечные времена. Тайной целью посольства было выяснить действительную мощь скифской державы и истинные намерения Палака. А если удастся, то склонить скифского царя к походу против Херсонеса, отведя угрозу войны от боспорских рубежей.
Перисад тыкал костлявым, длинным пальцем в грудь вельможе и, кривясь, говорил:
– Было бы несчастьем, если бы Палак двинул на нас свои орды. Крестьяне и весь черный люд, как никогда, обуреваемы бессмысленными мечтаниями. Они в ослеплении ждут Палака, ибо хотят разрушения моего царства!
– Народ всегда жаждет разрушений, – подтвердил Саклей, – если ослабла карающая десница. Он не ведает средины между подневольным трудом и диким безвластием. Кого ты думаешь послать к Палаку?
Перисад опустил прозрачно-синие веки и на минуту задумался.
– А кого бы ты посоветовал? – спросил он, открывая глаза.
– Направь меня, государь.
– Ты угадал мои мысли, мудрый и верный соратник мой. Только ты сможешь сделать все как надо. Но медлить нельзя.