С нею-то и столкнулись фракийцы, сразу почувствовав настоящее сопротивление. Рыбники дрались с отчаянием людей, обрекших себя на смерть. Их вдохновлял и направлял уравновешенный, спокойный Абраг. Он и здесь оставался «дядькой», умело поддерживал чувство уверенности в победе своим примером, а где и грозным окриком. Его уважали и слушались. Молодые и задорные тянулись к Савмаку, старались быть рядом с этим могучим и бесстрашным воином. Своей отвагой и страстью он разжигал боевой дух рабской рати, обрушивая на головы врагов тяжелый кованый скребок, ударам которого не мог противостоять ни один шлем, даже железный.
– Не отступайте! – кричал он громко. – Кто отступит – тот попадет на кол или в застенок к хозяевам! Нас не простят, отступать нам – некуда! Впереди свобода, позади – смерть!..
Однако натиск тяжелой пехоты оказался таким стремительным, что трудно было уверовать в победу. Фракийцы напирали, двигались непробиваемой стеной, с большим искусством и хладнокровием поражая более слабых телом и плохо вооруженных противников. Рыбники дрались и умирали с самоотверженностью настоящих героев. Они сбивали гоплитов с ног, срывали с них шлемы и надевали себе на головы. Вооружались их мечами и щитами. Метали камни. Выламывали из заборов бревна и, раскачав их, бросали на головы царских воинов.
Сначала фракийцы с методичностью профессионалов разделывались с взъяренной толпой, потом все чаще в их строю начали образовываться бреши. Савмак с ближними воинами-рабами сумел врубиться в гущу врагов. Наемники стушевались было, но после громких призывов Мандрагора перестроились так, что Савмак оказался отрезанным от остальных и дрался в окружении с горсткой соратников. Создалось угрожающее положение. Рабы начали путаться, мешать друг другу, делать ненужные передвижения, наконец дрогнули и готовы были начать беспорядочное бегство, если бы не подоспела неожиданная помощь, изменившая ход сражения.
Позади фаланги наемников раздался многоголосый крик, и вслед за ним две колонны свежих воинов ударили в тыл царской пехоты, сначала обдав ее залпом булыжников. Впереди рубились рослые, одетые в панцири воины, они не уступали фракийцам ни в вооружении, ни в умении им владеть.
– Держитесь, рабы! – закричал во весь голос Лайонак, стараясь перекричать шум битвы. – Держитесь, не отступайте!.. Эй, Савмак, мы пришли на помощь!.. Победа за нами!..
– На бой, братья! Помощь пришла! – в свою очередь загремел Савмак, еще не разобрав толком, откуда помощь и кто кричит.
Но этого оказалось достаточно. Дрогнувшие было ряды рабов оправились, ободрились и с новым ожесточением ринулись в свалку. Фракийцы не ожидали удара в спину. Теперь уже они должны были драться в полном окружении. Число рабов быстро увеличивалось. Наемники перестроились и образовали круг, хорошо защищенный сплошной стеной щитов и гребенкой копий.
– Бросайте в них камни и все, что потяжелее! – приказал Савмак.
В «черепаху» полетели булыжники, бревна, пучки камыша, стянутого с крыш и подожженного. В одном месте фракийцы смешались, и этого оказалось достаточно, чтобы началась ожесточенная решающая свалка, в которой пало много смелых рабов, но были истреблены лучшие силы царской дружины. Почти все фракийцы легли костьми на мостовой, в том числе и Клеобул, сраженный ударом скребка. Мандрагор яростно дрался, отражая все удары врагов. Но Танай заметил, что на правой ноге фракийского старшины не было поножи. Закрывшись щитом, он нанес прямой удар мечом и угодил врагу в колено. Тот охнул и осел на левую ногу. Следующим ударом опытный в рукопашных схватках Танай отсек фракийцу голень и добил его уже в тот момент, когда товарищи хотели положить своего вожака на плащ и оттащить в сторону.
Так рождалось ратное уменье рабов-повстанцев в пылу неравной борьбы: повергать более сильного врага не щадя животов своих, восполнять нехватку оружия и выучки сплоченностью в бою и презрением к смерти, а недостаток физической силы и выносливости – боевой страстью.
– Савмак, друг! – с этими словами Лайонак обнял разгоряченного тяжкой ратной работой товарища.
Рабы приблизились к ним с факелами. Лайонак поразился тому, что встретил Савмака не таким, каким привык его видеть. Савмак выглядел оборванцем, был грязен, провонял рыбной гнилью, а лицо имел худое, словно после болезни.
– О Лайонак! Ты вернулся кстати!.. Я не узнал бы тебя, ты отрастил бороду… С кем ты?
– С доблестными витязями из юго-западных селений! Танай и его соратники, богатыри!
Танай тоже обнялся с Савмаком, втайне удивляясь его виду, так как Лайонак называл его ученым, видным царских воином, а позже признанным вожаком всех рабов столицы.