Восстание на Боспоре

– Государь! Здесь я в ответе. Это – моя племянница ветрогонка Гликерия. Живет в доме на Железном холме и часто ездит в сопровождении сына моего младшего Алцима на конные прогулки и охоту. Прости ее и меня, старика.

– Не ведаю, за что я должен прощать вас обоих! – усмехнулся Перисад, не спуская глаз с раскрасневшегося лица девушки. – Она спасла меня от волка, ударила его копьем. Жаль, что я оказался безоружным, иначе я не уступил бы ей удовольствия убить зверя. Но как это я не знал, что у тебя такая большая племянница?

Саклей рассмеялся своим хихикающим смехом. Все рассматривали девушку и переговаривались. Олтак не спускал с нее взора, словно пораженный этой встречей. Гликерия, разгоряченная конной скачкой, выглядела красавицей.

– Однако чего мы здесь стоим? – прервал эту сцену царь. – Зверь сумел укусить меня в бедро, и мне надо приложить к ране целящие травы… или мазью смазать.

– Ты ранен, государь?

Все ужаснулись, встревожились. Начали спешиваться и предлагать донести царя до города на руках.

– Глупости, – покраснел царь, оглядываясь на Гликерию, которая уже поняла, с кем имеет дело, но не могла сообразить, как ей держаться дальше. – Чепуха, – продолжал он, – я чувствую себя хорошо и поеду на коне.

Саклей предложил ехать не в город, а к нему в имение и там сделать осмотр раны и перевязку.

– В имении сейчас лекарь Эвмен, – сообщил Алцим, – он лечил меня от раны головы и теперь помогает матери от смешения мыслей, выгоняет из нее духа безумия.

Вся многоконная кавалькада тронулась шагом в сторону, указанную Саклеем. Старик ехал рядом с царем и делал вид, что готов подхватить его, если потребуется. Сзади цокали копытами сотни коней. Всадники притихли и переговаривались шепотом и знаками.

– Я думаю, что ранка-то пустяковая, – вдруг провозгласила девушка, – волк не мог глубоко вонзить зубы – пола кафтана мешала, он мог лишь нанести ссадину.

– Дай бог, дай бог! – поспешил подтвердить Саклей, делая девушке знак молчать. – Крови нет, но всякое бывает. Рана и малая иногда начинает гореть. А ну, Алцим, и ты, Гликерия, поспешите-ка вперед да подготовьте дома все, что надо для дорогого гостя. И Эвмен пусть свои зелья приготовит. Да захватите с собою козла, убитого государем. Помню, говорил Эвмен, что мясо животного, убитого одним ударом, полезно. Изжарить его на вертеле для государя!

6

Саклею не хотелось раньше времени показывать царю свою гостью. Его тайные посыльные уже уехали за пролив, где собирали сведения об обстоятельствах смерти Пасиона и о величине наследства, оставленного им дочери, о темной роли Карзоаза во всей этой истории.

Он ждал возвращения своих лазутчиков со дня на день, рассчитывая нанести удар Карзоазу и Алкмене наверняка.

И вдруг эта встреча на охоте так неожиданно спутала его планы. Старик гневался и уже решил, что накажет Алцима за недосмотр, а своевольную девчонку ушлет в самое дальнее селение, где она будет ждать решения своего дела вдали от города.

– Позор! Какой позор! – шептал он раздраженно Алциму, пока слуги накрывали столы, а лекарь с важным видом рассматривал царапину на бедре царя.

– А что я мог сделать? – оправдывался Алцим. – Она каждый день требовала верховых поездок в степь. Любит охотиться и не слушает никаких уговоров. Поеду, и все! А не поеду в степь, так пойду пешком в Пантикапей. Мне, говорит, надоело ждать. Я не пленница твоего отца… Вот и выехали. Все шло хорошо. Но она заметила волка и погналась за ним. Хотела заполевать волка, а наскочила на царя.

– То-то и оно! Нагнала на царя зверя! Хорошо, если волк не бешеный.

– Но она и спасла царя! Убила волка, сам царь признал это перед всеми.

– Верно. Зато теперь Алкмена быстро пронюхает все и примет свои меры.

– Надо было предупредить меня об охоте царской.

Саклей скрепя сердце согласился с сыном. Решил, что нужно спешить. Следуя ходу своих мыслей, приказал Алциму нарядить девушку в одежды своей жены, сшитые более двадцати лет назад, когда Афродисия была еще молода и хороша собою.

– И пусть ожидает своей очереди в соседней комнате.

* * *

Царь уже успокоился по поводу своего ранения. Эвмен перевязал ему ногу красной тканью с наговорами и сказал, что все будет хорошо. Царь заявил, что теперь он не прочь отведать хозяйских хлеба-соли. Давно уже он не ощущал такого волчьего аппетита.

– Больше года я не гостил у тебя, – с необычайной приветливостью обратился Перисад к Саклею. – А у тебя здесь так хорошо! Вдали от всех надоевших дел, послов разных стран, разговоров о деньгах, о войне. Право, я устал от суеты, от городской жизни, от всего. Как я хотел бы пробыть у тебя целый месяц, спать на открытом воздухе по-сарматски и всегда, вот как сейчас, испытывать острое желание поесть. Что там у тебя изготовлено?

– Государь! – развел руками Саклей, как бы в избытке чувств, – да если такое случится, то это мне, старику, послужит для душевной радости и счастья! Я помолодел бы около тебя! А что приготовлено – сам посмотри. Прошу к столу!