Кларисса издала неуютный звук: то ли проскулила, то ли зарычала. В койке напротив шевельнулась Наоми. При тусклом оранжевом свете ночника он различал только изгиб ее плеча и тень рассыпавшихся по подушке волос.
А значит, глаза у него были открыты.
А значит, он не спал.
Холден попробовал снова закрыть глаза, заставить себя уснуть, но над ним закашлялся Алекс, и пришлось сменить руки. Пальцы закололо иголочками. Последние клочки сонного тумана в мозгу растаяли. Двигаясь как можно тише, Холден перекатился на край койки, спустил ноги на палубу и прокрался к двери. Пусть остальные отдыхают, раз уж ему не дано.
Сеть непросматриваемого пространства, вырезанного людьми Сабы в теле станции, была теснее любого известного Холдену корабля. Питание сети приходилось снижать, чтобы не отследили, поэтому воздух был душным, а воду выдавали пайками. Бормотание мелодичного астерского диалекта слышалось постоянно, как гул воздуховодов. Холден добрался до гальюна – нештатной врезки в систему утилизации, с сиденьями, подходящими разве что пятилетним детям. Подождал, пока закончит пришедшая перед ним женщина. К тому времени как вернулся в переходник, Холден совсем проснулся, проголодался и несколько разозлился.
Навстречу ему по коридору брела Наоми. Нижняя рубашка заношенная, в пятнах пота. Верхняя часть плохо натянутого комбинезона свисала на бедра самым нелепым из турнюров. Волосы и щека еще примяты подушкой.
Она была прекрасна. С ней все становилось лучше, чем без нее.
– Ты встал, – сказала она.
– Да.
– И я.
– Паршиво, да?
– Да уж, – согласилась она и кивнула на гальюн. Холден посторонился.
– Не рискнуть ли позавтракать во внешнем мире? – предложила она, проходя мимо.
Холден дал ее вопросу вылежаться в груди, пока стоял в коридоре один. В секретных переходах подпольщиков они были защищены, в смысле – невидимы. Контролируемая лаконцами станция несла опасность, но и чувство простора. Там свежий воздух, кормежка лучше, а их имена, насколько было известно Холдену, еще не внесли в черные списки службы безопасности.
К тому же там можно было разузнать кое-что, чего никак не узнаешь, оставаясь в надежном месте.
Он взял вернувшуюся Наоми под руку, словно официальный кавалер, и они вместе прошествовали к аварийному люку и за него, на станцию Медина. Момент перехода был самым опасным. Выходя из непросматриваемого пространства под взгляды камер, они словно возникали из ничего, а значит, показываться можно было только на участках, где не велось сплошного наблюдения, или использовать запасные выходы через душевые, раздевалки и туалеты, защищенные правилами приватности.
Появляясь в открытой части станции, они словно переходили из-под одного гнета под другой. Здесь легко дышалось, было светло и просторно и скорее прохладно, чем жарко. Экраны и мониторы показывали одобренные лаконской цензурой местные новости: пропаганда, восхвалявшая стабильность и безопасность на станции, перемежалась допущенными извне новостями поп-культуры. Наоми с Холденом бродили с места на место, как беженцы по торговому центру, и старались не моргать на непривычно ярком свету.
Они были не одни такие. И команды других кораблей, и местные граждане ходил и с таким же очумелым видом, разве что не столь явным. Многие до сих пор рыскали по внутренней поверхности барабана в поисках жилья или места для палатки. Закрытый порт и не собирался открываться. Все обычные мониторы изолировали от новостей и сведений обо всем, происходившем вне Медины. В подполье у Сабы Холден с Наоми чувствовали себя заживо погребенными. А здесь, наверху, начинали ощущать, что склеп не так уж плох. Что ни говори, уютный уголок.
Они выбрали кафе двумя уровнями ниже поверхности барабана. Холден взял себе грушу неподдельно третьесортного кофе – пережаренного, чтобы скрыть под гарью вкус дешевых зерен – с мучнистым заменителем сливок. Наоми заказала чай и кукурузный маффин с расчетом на двоих. Сели они за самый дальний от прохода столик, по даже оттуда открывался отличный вид на поток пешеходов. Прошли двое мужчин с трубками, как будто вырезанными из керамической обшивки палубы. Группа школьников в одинаковой серо-зеленой форме. Кукольник с марионеткой, тщетно пытавшейся развеселить народ своими ужимками. Так могла выглядеть любая станция в обжитом людьми пространстве. Холден с Наоми смотрели и разговаривали на нейтральные темы.
По общему коридору прошли безопасники. Двое в голубой силовой броне, ощетинившейся оружием. Карты и пешеходы раздавались в стороны, обтекали их, как вода обтекает валун. Их появление уже не так сильно пугало народ – или пугало на иной лад. На экране по ту сторону коридора Кэрри Фиск из переименованного Лаконского Конгресса Миров давала интервью миловидному, подстриженному на военный лад молодому журналисту. Холдену интересно было бы ее послушать, но кафе настроило свою систему на легкие и приятные мелодии саиди, без перерыва сменявшие друг друга. «Ту же музыку, – подумалось Холдену, – крутили, когда в дверь постучались лаконцы».