Восстание против современного мира

В связи с этим становится понятно, что первоосновой различия и иерархии традиционных каст было не политическое или экономическое, но именно духовное положение, что в своей совокупности составляло определенную систему, отражавшую степень причастности и соответствующую ступень в борьбе космоса против хаоса и его победы над последним. В индоарийской традиции, помимо деления на четыре основные касты, имелось и более общее и значимое деление, которое приводит нас непосредственно к доктрине двойной природы: это различие между арья или движья и шудра —первые олицетворяют собой «знатных» и «дваждырожденных», образующих «божественный» элемент,

дайвья; остальные являются существами, принадлежащими природе и, следовательно, представляют собой смешанный субстрат иерархии, деградирующий по степени снижения традиционного формирующего влияния внутри высших каст, от «отцов семейства» вплоть до брахманов. [95] Таков, строго говоря, изначальный смысл государства и закона в мире Традиции: а следовательно, и смысл сверхъестественного «формообразования», в том числе в тех областях, где вследствие неполного применения принципа или его последующей материализации и вырождения он не имеет четко выраженного характера.

Из этих предпосылок вытекает потенциальная связь между принципом государства и принципом универсальности: там, где существует влияние, направленное на устроение жизни, превосходящей пределы природы, эмпирического и ограниченного существования, неизбежно возникают формы, которые в принципе более не связаны с частным. Измерение универсального в различных обществах и традиционных организациях может представлять различные аспекты, включая те, в которых это измерение выражено менее заметно, чем в других. Действительно, «формообразование» всегда сталкивается с сопротивлением материи, которая вследствие своей ограниченности во времени и пространстве действует как отчуждающее и разъединяющее начало в том, что касается конкретного исторического воплощения единого принципа, который как таковой является чем-то большим, чем свои проявления, и предшествует им. Кроме того, в любой форме традиционной организации (независимо от ее местных особенностей, эмпирической исключительности, «самобытности» культов и институтов, которые ревностно оберегаются) скрыт более высокий принцип, который вступает в действие, когда данная организация возвышается до уровня и идеи Империи. Таким образом, существуют тайные узы влечения и родства между отдельными традиционными формациями и чем-то единым, неделимым и вечным, различные образы которого они представляют собой; и время от времени эти узы влечения смыкаются, и подобно молнии вспыхивает то, что в каждой из них их превышает, и рождается таинственная сила откровения, обладающая высшим правом, которая неудержимо сметает все частные границы и достигает своей вершины в единстве высшего типа. Именно таковы имперские вершины мира Традиции. На уровне идеалов традиционную идею закона и государства с имперской идеей связывает единая линия.

Различие между высшими кастами как «дваждырожденными» и низшей кастой шудр для индоариев было равнозначно различию между «божественным» и «демоническим». В Иране, кроме того, с высшими кастами также соотносили эманации небесного огня, нисходящего на землю, а точнее говоря, на три различные «высоты»: помимо «славы» —хварно

—высшей формы, сосредоточенной преимущественно в царях и жрецах, сверхъестественный огонь иерархически разделялся на другие касты, на воинов и патриархальных владык богатства —ратайштар (rathaestha) и вастрьо-фшуйант (

vastriaya-fshuyant) —в двух других отдельных формах, и, наконец, достигал земель, населенных арийским племенем, тем самым «прославляя» их. [96] Таким образом, иранская традиция подходит непосредственно к метафизической концепции империи как реальности, по сути своей не связанной с временем и пространством. Ясно прослеживаются две возможности: с одной стороны, ашаван (ashavan

), чистый, «верный» на земле и благословенный на небесах —тот, кто здесь внизу, в своих владениях, увеличивает силу светлого начала: прежде всего, это владыки обряда и огня, обладающие незримой властью над темными влияниями; затем, воины, сражающиеся против дикарей и нечестивцев, и наконец, те, кто возделывает сухую и бесплодную землю, так как это тоже «воинская служба», ведь ставшая плодородной земля знаменует победу, усиливающую мистическую добродетель арийской земли. Противостоят чистым анашаван (anashavan), нечистые, те, кто не имеет закона, не носит в себе светлого начала. [97] Империя как традиционное единство, управляемое «царем царей», знаменует здесь победу, одержанную светом над царством тьмы в их непрерывной схватке, которая завершается мифом о герое Саошианте, вселенском владыке грядущего, победоносного и совершенного царства «мира» [98] .