Восстание против современного мира

Тщетно было бы искать «религию» в ее оригинальных формах в мире Традиции. Некоторые цивилизации никогда не давали имена своим богам и не пытались изображать их —так, по крайней мере, говорят о древних пеласгах. Сами римляне на протяжении почти двух веков не изображали своих богов; самое большее, они представляли богов символически. Изначальные времена характеризовались не «анимизмом» (идея о том, что «душа» —это основа общего представления о божественном и о различных силах, действующих во вселенной), а идеей восприятия чистых сил, [161] адекватно представленной римским взглядом на нумен.

Нумен, в отличие от понятия deus (как позже станет ясно), —это не сущность и не человек, а чистая сила, которая способна действовать, оказывать воздействие и проявляться. Ощущение реального присутствия подобных сил, или numina

, одновременно трансцендентных и имманентных, изумительных и пугающих, составляет сущность изначального опыта «священного». [162] Хорошо известное высказывание Сервия подчеркивает, что в своих истоках «религия» заключалась ни в чем ином, как в опыте.

[163] Несмотря на то, что более обусловленные точки зрения не исключались из экзотерических традиционных форм, сохраненных для обычных людей, для «внутренних доктрин» было характерно учение, согласно которому личные формы, в той или иной степени воплощавшие божественное, являются лишь символами сверхрациональных и сверхчеловеческих форм существования. Как мы уже говорили, центр состоял в реальном и живом присутствии этих состояний—внутри элиты, или в идеале их реализации посредством того, что в Тибете называется «прямой путь» [164] и в общем соотносится с инициацией, понимаемой как онтологическое изменение природы. Высказывание из Упанишад, лучше всего характеризующее традиционную «внутреннюю доктрину», звучит так: «И кто бы ни почитал другое божество, отличное от себя, думая 'Он —одно, а я —другое', тот не знает. Он как жертвенное животное для богов» [165]

.

Что касается обряда, то в нем не было ничего «религиозного», как не было или почти не было набожного пафоса в тех, кто исполнял его. Чаще обряд был «божественной техникой», определенным действием над невидимыми силами и внутренними состояниями, по духу схожими с тем, что сегодня достигается в зависимости от физических усилий и положения дел. Жрец был просто тем, кто в силу своей квалификации и virtus, присущего обряду самому по себе, мог получить результат с помощью этой техники. «Религия» была эквивалентом indigitamenta Древнего Рима, [166] а именно корпуса формулировок, используемых с различными нуменами. Таким образом, легко обнаружить, что мольбы, страхи, надежды и другие чувства, демонстрируемые перед тем, что имеет характер нумена, имели такое же значение и влияние, как если бы кто-нибудь из наших современников использовал мольбы в адрес машины. Напротив, эти отношения пытались понять, чтобы как только благодаря верно исполненному ритуалу стала действовать причина, на уровне невидимых сил и состояний бытия возникло необходимое и постоянное следствие. Таким образом, здесь господствует закон действия. Но закон действия —это также и закон свободы: никакие узы не могут быть духовно навязаны существам, которые ни надеются, ни боятся, но действуют.