Восстание против современного мира

Другим примером в том же ряду является так называемый немецкий мистицизм, который, выйдя за пределы христианского теизма, смог достичь метафизических вершин. Entwertung Таулера соответствует άπλώσις Плотина и разрушению элемента «становления» (или сансарического элемента), что в буддизме считается условием достижения «пробуждения». Аристократическая концепция созерцательного аскетизма вновь появляется в доктрине Мейстера Экхарта. Как и Будда, Экхарт обращался к знатным людям и «благородным душам», [347] чье метафизическое достоинство подтверждено наличием в них «силы», «света» и «огня» —иными словами, того, перед чем даже божество, понимаемое как «личность» (то есть теистически), становится чем-то внешним.

[348] Его метод по своей сути состоял из отрешения (Abgeschiedenheit) —добродетели, которая, согласно Экхарту, находится выше любви, смирения или милосердия. [349] Здесь утверждается принцип «духовного центра»: истинное Я —это Бог, Бог —это наш истинный центр, и мы являемся внешними только для самих себя. Ни страх, ни надежда, ни тревога, ни радость, ни горе, «ничто, что может вывести нас из себя», не должно проникать в нас. [350]

Не стоит предпринимать действие, продиктованное желанием, даже если его цель —само Царствие Небесное, блаженство и вечная жизнь. [351] Этот путь ведет от внешнего к внутреннему, за пределы всего, что является просто «образом»; за пределы вещей и всего того, что обладает качеством вещи (Dingheit), за пределы форм и качества формы (Förmlichkeit), за пределы сущностей и сущностного. Из постепенного угасания всех образов и форм, и, в конце концов, собственных мыслей, воли и знания возникает видоизмененное сознание, сверхъестественное и превзошедшее форму (

überformt). Таким образом достигается вершина, по отношению к которой сам «Бог» (всегда согласно теистической точке зрения) предстает как нечто преходящее; это трансцендентный и «нерукотворный» корень Себя, без которого сам «Бог» не мог бы существовать. [352] Все свойственные религиозному сознанию образы поглощаются реальностью, являющейся абсолютным и полным обладанием, и которая в своей простоте не может не внушать ужас любому ограниченному существу. И вновь мы находим солнечный символ: перед этой обнаженной и абсолютной субстанцией «Бог» предстает как луна рядом с солнцем. Божественный свет в сравнении с сиянием этой субстанции меркнет, как свет луны, затмеваемый светом солнца [353]

.

После этого краткого упоминания о смысле созерцательного аскетизма необходимо сказать также и о другом пути —пути действия. В то время как в созерцательном аскетизме мы находим главным образом внутренний процесс, в котором на первый план выходят темы отстраненности и непосредственной ориентации на трансцендентность, во втором случае имеет место имманентный процесс, нацеленный на пробуждение глубочайших сил человеческого существа и на самопреодоление, что заставляет жизнь на пределе своей интенсивности высвободить вершину сверхжизни. Такова героическая жизнь согласно священному смыслу, часто демонстрируемому на Востоке и на Западе. Природа такой реализации требует присутствия одновременно внутреннего и внешнего, видимого и невидимого аспектов —в то время как созерцательный аскетизм может полностью лежать в области, не связанной с внешним миром ничем осязаемым. Когда эти два полюса аскетического пути не разделены, и ни один из них не становится «доминирующим» для определенного типа цивилизации, а, напротив, они гармонично сосуществуют, тогда можно сказать, что аскетический элемент невидимым образом питает «центральность» и «стабильность» традиционного организма, тогда как героический элемент обладает сильнейшей связью с динамикой этого организма, с оживляющей его структуры силой.

Что касается пути действия, то далее мы обсудим доктрину священной войны и роль, исполняемую в древности играми. Учитывая тот интерес, который тема героического действия должна представлять для западного человека, по своей природе более склонного к действию, нежели к созерцанию, мы рассмотрим ее более подробно.

ГЛАВА 17. ВЕЛИКАЯ И МАЛАЯ СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА

Учитывая то, что в традиционном мировоззрении всякая реальность была символом, а любое действие —ритуалом, тоже самое было верным и для войны. В силу того, что война может принимать священный характер, «священная война» и «путь к Богу» могут сливаться в одно. В более или менее ясно выраженных формах это понятие можно найти во многих традициях: религиозный аспект и трансцендентное намерение часто обнаруживались в кровавых и завоевательных свершениях традиционного человечества.