Читаем Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции. полностью

Еще одной темой, пронизывающей все творчество Н. Моршена, является тема выбора и свободы личности. «За каждой гранью свое мирозданье», – утверждает поэт. Однако, прославляемое поэтом «своеволье» не имеет ничего общего с индивидуализмом: о чем Моршен прямо говорит в стихотворении «Поиски счастья», интересного еще и своим графическим построением:

Где Я выходит на первый планТам только скука, туман, обманрождение – Яйцеклеткажизнь – Ярмолюбовь – Ядсмерть – Ящик
А там, где я на заднем плане,Есть или счастье, иль обещанье:Рождение – воляЖизнь – стихияЛюбовь – семьяСмерть – вселенная.


Н. Мошен и В. Агеносов. Монтерей (штат Калифорния)


Начиная со стихотворения «Раковина» первой книги поэта, тема включенности человека в природу и космос сопрягается у Моршена с темой поэта и поэзии. Образ поэта, преодолевшего стихами тяжесть земной оси и победившего время, сравнивается с былинкой, которая пробивает бетон.

В стихотворении «Многоголосый пересмешник», открывающем сборник «Эхо и зеркало», пение птиц сравнивается с поэзией. Поэт, утверждает Моршен в триптихе «Недоумь-слово-заумь», – связующее звено живой природы и вечности. «На человеческий язык / Речь духа переводит лира». Стихи открывают тайны вселенной, как ключом открывался сказочный сезам, говорит Моршен и, будучи физиком, воплощает это в формуле:

Крутой замес еще бродил в сезаме.Змеясь, жило в нем словопламя,Формировался звукоряд,
И проявлялись буквосвойства:СЕЗАМA3 ЕСМь А3 Е = МС2Сезаумь, откройся!

После 1987 года, когда поэт перенес серьезную болезнь, он умолк почти на 10 лет. И лишь в канун своего 80-летия создал два новых стихотворения, используя его выражение, самой высокой пробы: «Подражание Р. Фросту» и уже упоминавшееся «Поэтов увлекали прорицанья……

Характерно, что и последние сборники поэта завершаются обращением к языку, «К русской речи».

Моршен стремится включить в свою речь все богатство живого языка, повторяя вслед за А. Пушкиным, что учиться языку поэт должен у московских просвирен.

О характерной для Моршена приверженности к борьбе, к жизнерадостному восприятию мира свидетельствует и выбор имен и произведений американских поэтов, переведенных им для журнала «Америка».

Певец явной «свободы и для зверей и для людей», Н. Моршен выбирает для переводов стихи Оливера Холмса, Генри Лонгфелло, Джемса Лоуэлла, Франсиса Хопкинсона, восславивших американскую революцию. Философ-оптимист, он обращается к стихам Г. Торо, У. Уитмена, Р. Фроста, Р.П. Уоррена и других практически неизвестных русскому читателю американских поэтов о природе, любви, красоте жизни, о сильных и мужественных людях. Даже если речь идет о смерти, как в стихотворениях американцев Марка Стренда («В самом конце»), Рэймонда Кавера («Что сказал доктор») или англичанина Джона Мейсфилда («Морской волк»), их лирический герой сохраняет стойкость и готов даже в предсмертный час «в море пуститься опять, в привольный цыганский быт».

Несокрушимый оптимизм, редкий для поэзии русской эмиграции, вызвал к жизни и особые художественные формы поэзии Моршена.

Ритмику Моршена отличает динамическая энергия, создаваемая четкими повторами ударений в параллельных стихах, короткими фразами, нарастанием от сборника к сборнику использований тире, вопросов, восклицаний.

Живая жизнь передается у поэта олицетворениями и метафорами: тростник отточен словно сабля, уходит осень по тропинке, земля под дождем от страха мякла, созвездья ночью искры мечут, ручей – поэт подпочвенный; галки вьются, как слова; луна, разжиревшая за день; река и ночь струятся вдохновенно и торжественно, как старые стихи; тень – кошка, парчой тропу одели огнелистые дубы; клены перелистывали многотомный свод небес. Во всех этих олицетворениях и сравнениях природа, человек, поэзия слиты воедино.

Стремление раскрыть диалектику явлений, заставить звучать заново привычные слова приводит поэта (и чем дальше, тем больше) к разделению слов на слоги (свое-волье; под-снежник, боли-голов, чаро-действо, благодаря, оче-видным и т. п.) или образованию необычных новых словосочетаний (не водопад – а водокап, не травостой – а траволяг). Классическим примером мастерства словообразований Моршена является стихотворение о снеге «Белым по белому».

Иронический, но отнюдь не скептический, оттенок придают стихам поэта использованные им в своеобразном соединении технические термины XX века (сокровищница генная, электромагнетизм, термодинамика) и просторечия типа ахи-охи, тары-бары, фигли-мигли; тру-ля-ля и те-те-те.

Оживляют стихи и придают им динамику звукоподражания птицам, эху (зин-зи-вер; чьи-вы, чьи-вы; питть-пить-пить и др.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии

Гринландия – страна, созданная фантазий замечательного русского писателя Александра Грина. Впервые в одной книге собраны наиболее известные произведения о жителях этой загадочной сказочной страны. Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пуститься в плавание на парусном корабле. Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Писатель Юрий Олеша с некоторой долей зависти говорил о Грине: «Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, – сказки».

Александр Степанович Грин

Классическая проза ХX века / Прочее / Классическая литература
Волшебник
Волшебник

Старик проживший свою жизнь, после смерти получает предложение отправиться в прошлое, вселиться в подростка и ответить на два вопроса:Можно ли спасти СССР? Нужно ли это делать?ВСЕ афоризмы перед главами придуманы автором и приписаны историческим личностям которые в нашей реальности ничего подобного не говорили.От автора:Название рабочее и может быть изменено.В романе магии нет и не будет!Книга написана для развлечения и хорошего настроения, а не для глубоких раздумий о смысле цивилизации и тщете жизненных помыслов.Действие происходит в альтернативном мире, а значит все совпадения с существовавшими личностями, названиями городов и улиц — совершенно случайны. Автор понятия не имеет как управлять государством и как называется сменная емкость для боеприпасов.Если вам вдруг показалось что в тексте присутствуют так называемые рояли, то вам следует ознакомиться с текстом в энциклопедии, и прочитать-таки, что это понятие обозначает, и не приставать со своими измышлениями к автору.Ну а если вам понравилось написанное, знайте, что ради этого всё и затевалось.

Александр Рос , Владимир Набоков , Дмитрий Пальцев , Екатерина Сергеевна Кулешова , Павел Даниилович Данилов

Фантастика / Детективы / Проза / Классическая проза ХX века / Попаданцы
Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века