Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

им верили и опасались встреч с немцами; другие же считали слухи досужей

выдумкой, подчеркивая дисциплинированность немцев, их уважение ко всякой

власти, в том числе и к власти победителя.

«По ст[атье] 58-10 ч. 1 УК осуждены два немца. Контрреволюционная

агитация их заключалась в том, что они среди немецкого населения

распространяли слух о скорой войне России с Америкой и Англией,

предсказывали поражение России, что это поражение будет в пользу немцам и

поэтому рекомендовали уклоняться от работ в военных совхозах, где они

работали».

Из справки о работе областного суда за август-декабрь 1946 года.

ГАКО. Ф. 361. Оп. 6. Д. 1. Л. 11.

Из бесед с переселенцами мы вполне определенно заключили, что

организованного, массового сопротивления советским властям со стороны

местного населения не было. Это не исключало, однако, отдель-

ных случаев неповиновения, вредительства и даже преступных действий. Об

этом несколько рассказов, которые показались нам наиболее достоверными (все

рассказчики являлись непосредственными участниками описываемых событий).

Антонина Ивановна Резанова, тогда девятнадцатилетняя девушка, приехала

в область в сентябре 1946 года вместе с матерью и двумя братьями. Ее первая

встреча с немцами чуть было не закончилась трагически:

— Со станции переселенцев стали развозить на машинах. Нас определили в

колхоз «Новая жизнь» — это примерно на полпути от Жи- лино до Канаша. Там не

поселок даже был, а хутора. Иногда по нескольку домов рядом стояли.

Определили нас в один дом, до сих пор помню его номер — четырнадцатый. Дом

был целый, в нем даже мебель сохранилась и утварь кое-какая, вокруг

прекрасный сад с яблонями. Но мне там не понравилось, прямо душа заболела.

Говорю братьям: «Не останусь здесь, и все!». Заупрямилась. Ладно, вещи

оставили, пошли в другой дом он мне приглянулся, когда мы приехали. Там и

переночевали. На утро нашли тачки и стали свои вещи перевозить. Когда возили,

я на какое-то время осталась одна в этом 14-м доме. Ходила, рассматривала все

кругом. Странно показалось: везде был рассыпан какой-то зеленый порошок.

Зашла на кухню — вдруг слышу шаги. Обернулась, вижу старика-немца:

осанистый такой, чистый, аккуратный. Я показываю ему на зелень и говорю, что,

мол, это отрава. Он: «Найн, найн, фройлен. Кляйн», — нет, нет, значит, это дети

набросали. Из объяснений старика я поняла, что это дом его и он хочет что-то

здесь взять — оказалось, жернова. За ними он полез на сеновал. Я пошла в дом

и вдруг слышу выстрел;— пуля рядом со мной прожужжала. Оглянулась почти без

чувств — за спиной этот немец с наганом в руках.

В этот момент подошли брат Коля и Алексей Шаврин — он с нами приехал.

Сильно они его били, ногами пинали — у того кровь из ушей хлынула. За ногу его

в сад выволокли и там бросили. Когда через какое- то время мы вернулись,

немца уже не было. А в эту же ночь он обложил хворостом свой дом, сарай,

пристройки и поджег (это было в ночь с третьего на четвертое сентября). И сам

сгорел. Так его силуэт и отпечатался на головешках — сами это видели.

Этот случай не озлобил Антонину Ивановну, через какое-то время

наладились отношения с немецкими соседями, а потом даже появился жених-

немец, с которым она познакомилась на танцах. Его имя было Йорган, но она его

136

до сих пор называет просто Иваном: «Когда немцев стали выселять, Иван

забежал ко мне, сказал, что будет добиваться в Кенигсберге русского подданства.

Как их увезли в Калининград, так он и пропал. И куда он делся, я не знаю».

По рассказам переселенцев, немцы занимались вредительством в сельском

хозяйстве: здесь и поджоги сена, и отравление скота, и порча сельхозмашин.

Почти все вредители в рассказах переселенцев выступают в образе злых,

скрытных и высокомерных стариков. Но вот что любопытно: такие преступления

почти никогда не раскрывались. Да и были ли они? Во всяком случае, коллегия

областного суда осуждала немцев почти исключительно по «агитационной»

статье. За второе полугодие 1947 года, например, областной суд рассмотрел

дела в отношении 78 немцев, из них 54 человека были осуждены.

«Контрреволюционная] агитация среди немецкого населения проводилась в

различных формах устно и письменно, но преобладающей формой антисоветской

агитации являлось распространение песен-прокламаций и стихов, которые

сочинялись отдельными участниками антисоветских групп, затем размножались

от руки и распространялись среди немецкого населения <...>

Обвинялись они [участники группы Элеоноры Везнер в количестве 9 человек]

в том, что распевали песню антисоветского содержания под названием