соответствующую неофициальную плату нас поселили в особняке на улице
Гоголя. Дом был в хорошем состоянии. Нам достались две комнаты на первом
этаже.
Лариса Петровна Амелина, прибывшая в область в 1946 году, была
направлена в поселок Смайлен недалеко от Гумбиннена:
— По ордеру нам достался совсем разбитый дом. Мы в нем жить не
захотели. С нами приехала одна девушка с Украины, ее немцы в войну в
Германию угнали, как раз в Восточную Пруссию. Хорошо знала эти места. Так она
говорит, что туг рядом должны быть хутора, там можно и дом найти. И
действительно, мы походили вокруг и нашли дом на хуторе. Взяли его на две
семьи. А с тем ордером разобрались потом, уже года через три. Оказалось, нам
его подменили. Сейчас таких махинаторов много, и тогда были. Мужики получали
ссуду на ремонт дома, сами селились и хорошем доме, а деньги себе забирали.
Но мы так и остались на хуторе, три года там прожили.
Довольны ли были переселенцы полученными квартирами? Большинство, не
имевшие на родине никакого жилья, безусловно, да. Были рады комнате с печкой,
41
тесной квартирке, любому углу... Надежда Карповна Киреева после нескольких
месяцев жизни в переполненном общежитии получила в 1948 году отдельную
комнату; «Ох, я и радова-
лась! Комната собственная. Окно в парк выходит. Никаких мне развлечений
больше не надо было: я комнатой наслаждалась. Это для меня главная радость
была». «Мне повезло, — говорит Нина Андреевна Маркова, — старик-литовец
продал мне комнату в пять квадратных метров за пятьсот рублей в Каштановом
переулке. В ней и сейчас люди живут. Грязь оттуда выгребала лопатой».
Грязь — не самое худшее, что могло ожидать вселяющегося человека. Мария
Сидоровна Стайнова вспоминает:
— Выделенная нам в Калининграде на улице Печатной квартира была
грязная. Чтобы отмыть пол, мы поливали его кипятком, а потом отскребали. В
квартире не было ни одной целой двери, даже входной. В одном окне не хватало
половины стекол. Муж отправился в разбитый дом напротив, взял там дверь —
она оказалась мала. Чтобы загородить вход в квартиру, мы ее к дверному косяку
прислонили. Так, с прислоненной дверью, прожили три дня.
Такую же картину рисует рассказ Василия Андреевича Г о д я е в а:
— В 1948 году, в апреле, после выселения немцев, нам от судоремонтного
завода дали одну комнату. Наша комната находилась на первом этаже, а второй
этаж был пробит снарядом. Длительное время мы жили на кухне — большая
комната была забита, потому что туда со второго этажа лилась дождевая вода
через развороченную крышу. Со временем отремонтировали маленькую комнату.
Как-то раз прихожу домой, а двери кто-то снял. Я побежал в соседний дом и тоже
снял.
Часть домов была разграблена еще до массового заезда переселенцев.
Очень многое — ванны, газовые колонки, кафель, паркет, даже шпингалеты с
окон — снималось, а потом продавалось.
Плохое или хорошее, но в конечном счете люди жилье получали. И от них
зависело, в каком состоянии будет находиться место их обитания. Одни берегли
дома, ремонтировали и обустраивали их, другие же приводили их в полнейшую
негодность. По этому поводу Петр Яковлевич Немцов справедливо заметил:
— У кого на старом месте дома был порядок, тот и на новом месте его
поддерживал; а кто там плохо работал — а сюда многие приехали из тех, кто
работал не очень хорошо, — у того и здесь все приходило в упадок. У одних
около дома чистота, а у других везде мусор валяется. Некоторые даже ставили
коров в домах, ведь комнат было много, чтобы лишний раз не выходить на улицу.
В таких зданиях полы прогнивали, и дома приходили в негодность.
О таких же нерадивых хозяевах вспомнил Андрей Степанович Ч у б а р е в,
живущий в области с 1945 года:
— Как-то мы ехали через Славск и зашли в одно имение, где жили
переселенцы из Мордовии. На первом этаже особняка стояли коровы и
кони, на втором — свиньи и овцы. На третьем, где жила раньше
прислуга, разместились сами. Мы спросили; «Как живете?» - Они говорят:
«Хорошо? Даже скот и тог живет на паркете!»
г — —
«[В совхозе № 47] лучшие дома заняты не переселенцами, а
комендантом тов. Рахимовым, бухгалтером тов. Прудниковым,
кладовщиком Бондаревым и многими другими. Жилфонд разрушается,
имеющийся используется варварски. Переселенцы тов. Кудрявцев, Белов