Восточно-западная улица. Происхождение терминов «геноцид» и «преступления против человечества»

Ему не суждено было узнать, что старинное знакомство с Анри Доннедье сулило небольшую надежду на избавление: француз пытался спасти ему жизнь и до конца настаивал на пожизненном заключении вместо казни, однако все семеро коллег высказались против. Судья Биддл даже выразил удивление, с какой стати французский коллега проявляет «странную снисходительность» к немецкому юристу, окончательно уличенному международному преступнику{658}. Возможно, американский судья, как и Ив Бегбедер, не знал, что в 1935 году Доннедье побывал в Берлине по приглашению Франка.

Выслушав приговор, Франк вернулся в свою камеру. Его, как и всех остальных, навестил доктор Гилберт. Франк вежливо улыбнулся психологу, но не сумел прямо смотреть ему в глаза. Остатки уверенности покинули его.

– Смерть через повешение, – очень тихо произнес Франк. И кивнул, словно соглашаясь. – Я заслужил это, и я этого ждал{659}.

Больше он ничего не сказал и не стал объяснять ни доктору Гилберту, ни членам своей семьи, с которыми позже увиделся, почему он выбрал именно такой путь.

Черновая запись сэра Джеффри Лоуренса. 1 октября 1946

156

Приговор принес Лаутерпахту облегчение. Его формулировка «преступления против человечества» была поддержана трибуналом и сделалась частью международного права. Элементом нового законодательства и правоприменения станет отныне защита отдельного человека и концепция индивидуальной ответственности за самые страшные преступления. Государственный суверенитет не будет больше служить безусловным убежищем для преступников такого масштаба, по крайней мере теоретически.

Вскоре после вынесения приговора Лаутерпахт получил от Шоукросса записку: «Надеюсь, вы чувствуете удовлетворение своим решающим вкладом в то, что может существенно повлиять на дальнейшее формирование международных отношений»{660}. Если Лаутерпахт и чувствовал удовлетворение, он никогда не выражал его публично и даже в частных разговорах – ни с сыном, ни с Инкой.

Лемкин же отреагировал совсем иначе. Он был возмущен умолчанием о геноциде, процесс стал для него, как он уже говорил раньше, «Нюрнбергским кошмаром»{661}. При вынесении приговора даже не упоминалось, что такое обвинение прозвучало и что три из четырех держав-победительниц его поддержали (мой собственный опыт участия в международных судах свидетельствует о том, что упоминание в решении прозвучавших, пусть и непринятых аргументов дает некоторое утешение проигравшей стороне и к тому же открывает путь к новым дискуссиям). Лемкина также приводил в ужас тот факт, что довоенные преступления остались вовсе вне сферы юридического внимания.

Столкнувшийся ближе к концу дня с Лемкиным Генри Кинг, младший член американской команды, запомнил польского юриста «небритым», чуть ли не в разодранной одежде. Лемкин поведал коллеге, что это «самый черный день его жизни»{662}. Хуже, чем тот, месяцем ранее, когда он получил известие о гибели родителей.

Леон узнал о приговоре в Париже. На следующее утро жившая по соседству молодая женщина Люсетта, водившая мою восьмилетнюю мать в школу, застала Леона за молитвой. Этот ритуал он совершал каждое утро, чтобы, как он позднее объяснит моей матери, сохранить «чувство принадлежности к исчезнувшему народу».

Мне Леон никогда не говорил, как он воспринял этот процесс или приговор, считал ли это воздаяние адекватным.

Но он был счастлив, что я выбрал профессию международного юриста.

157

Двенадцать подсудимых были приговорены к смерти без права апелляции, в их числе Франк, Розенберг и Зейсс-Инкварт. Долго ждать смертной казни через повешение им не пришлось. Римский папа просил помиловать Франка, но его ходатайство было отклонено{663}

. Судью Лоуренса не тревожили сомнения: по словам его дочери Робби, ее отцу уже не раз доводилось приговаривать к виселице преступников-англичан.

– Он считал это справедливым наказанием для людей, которые творили очень дурные дела, – пояснила Робби, – он приветствовал отмену смертной казни в Британии, но не думаю, чтобы он хоть раз усомнился в том, что это наказание было уместно в том случае, для тех подсудимых.

Между днем вынесения приговора и днем казни судья Лоуренс получил письмо от Трумэна: американский президент благодарил за «верную службу», какую судья сослужил «укреплению международного права и справедливости»{664}.

Две недели спустя, утром 16 октября, передовица «Дейли экспресс» сообщила: «Первым в час дня казнен Геринг»{665}, а за ним еще десять приговоренных. Автор статьи совершил странную ошибку: на самом деле Геринг как раз избежал петли, покончив с собой незадолго до назначенного часа казни.

Первым повесили Риббентропа. Франк после самоубийства Геринга передвинулся в этой иерархии на пятое место. Казнь происходила в спортивном зале Дворца правосудия. Франка сопровождал католический капеллан американской армии Сикст О’Коннор. Приговоренного провели через двор в спортивный зал; когда ему на голову накидывали черный капюшон, он закрыл глаза, несколько раз нервно сглотнул. Сказал несколько последних слов{666}.