Читаем Восточно-западная улица. Происхождение терминов «геноцид» и «преступления против человечества» полностью

Президент Вильсон предложил составить отдельный договор, чтобы увязать членство Польши в Лиге Наций с обязательством предоставить равные права национальным и расовым меньшинствам. Франция поддержала Вильсона, но Великобритания возражала, опасаясь, как бы не зашла речь о равных правах для прочих групп, в том числе «американских негров, южных ирландцев, фламандцев и каталонцев». Создаваемая Лига Наций не должна брать на себя защиту меньшинств во всех странах, настаивал представитель Великобритании, иначе она «присвоит себе право защищать китайцев в Ливерпуле, католиков во Франции, французов в Канаде, не говоря уж о более серьезных проблемах вроде ирландцев». Великобритания противилась любому умалению собственного суверенитета – попросту говоря, права обходиться с другими народами, как она сочтет нужным, – и тем более международному надзору. И она готова была отстаивать эту позицию даже ценой «большей несправедливости и угнетения»{113}.

На этом фоне прибывшие в Париж в марте 1919 года просионистские и национальные еврейские делегации предъявили требования национальной автономии, гарантии языковых и культурных прав, принципов самоуправления и представительства в органах власти. Пока эти вопросы обсуждались, пришло известие, что в 350 километрах к северо-востоку от Львова, в городе Пинске, группа польских солдат вырезала тридцать пять евреев{114}. Маятник качнулся в другую сторону: участники версальских переговоров подготовили версию договора, предписывающую Польше соблюдение прав меньшинств. 21 мая польской делегации был вручен экземпляр черновика, отражавшего призыв президента Вильсона «жестко защищать»{115}

меньшинства. Польское правительство сочло это недопустимым вмешательством в свои внутренние дела. Игнаций Падеревский – знаменитый пианист, возглавлявший польскую делегацию, – обратился с письмом непосредственно к премьер-министру Великобритании Дэвиду Ллойд-Джорджу с возражениями против каждого пункта этого черновика. Не надо создавать «еврейскую проблему», предостерегал он, ни в Польше, ни где-либо еще. Опасаясь, как бы Варшава не отказалась вообще подписывать договор, Ллойд-Джордж пошел на уступки{116}.

Через месяц Версальский договор был подписан. Статья 93 предусматривала подписание Польшей дополнительного договора, который защищал «жителей», отличающихся от основной части населения расой, языком или религией{117}. Союзники оставляли за собой «покровительство» этим меньшинствам, что в глазах Польши было дополнительным унижением, поскольку обязательства распределялись неравномерно: особыми правами наделялись только определенные меньшинства, но отнюдь не все, а в отношении собственных меньшинств державы-победительницы и вовсе не брали на себя никаких обязательств.

Польшу по сути вынудили подписать документ, ставший известным под названием Малый Версальский договор. Статья 4 этого договора наделяла польским гражданством всех, родившихся во Львове и окрестностях, в том числе Герша Лаутерпахта и Леона. Польше следовало принять меры для защиты всех ее жителей «независимо от места рождения, национальности, языка, расы или религии»{118}

. Меньшинства получали собственные школы, а также религиозные и социальные институты, особые языковые права и свободу вероисповедания. Польский договор о меньшинствах заходил еще дальше: он превращал права меньшинств в «обязательства международного уровня» под защитой Лиги Наций. Любые споры по этим вопросам относились к компетенциям Постоянной палаты международного правосудия, только что учрежденной в Гааге.

Навязанные Польше небывалые условия обеспечивали ряду ее меньшинств международную защиту, оставляя без подобной защиты польское большинство. И это стало бомбой замедленного действия – второстепенный договор, непредвиденное последствие международного законодательства, создаваемого с самыми лучшими намерениями. Через несколько дней после подписания договора о меньшинствах президент Вильсон назначил комиссию для исследования положения евреев в Польше. Комиссию – как считалось, по просьбе премьер-министра Падеревского{119} – возглавлял Генри Моргентау, бывший посол США в Османской империи. Маршал Юзеф Пилсудский, глава нового польского государства, яростно возмущался договором о меньшинствах. «Почему нельзя было довериться польской чести? – вопрошал он Моргентау. – Все партии Польши согласились позаботиться о справедливом отношении к евреям, и тут с подачи Америки нас на мирной конференции оскорбляют, предписывая нам эту самую справедливость»{120}.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука