Восточные страсти

Сэр Алан, тяжело дыша, уставился на нее, а затем с изумленным лицом повернулся к жене.

— Боже мой, Джессика, — пробормотал он, — этот ребенок, кажется, верит в тот бред, что несет.

Леди Бойнтон казалась невозмутимой.

— Ну разумеется, она во все это верит, — произнесла она с оттенком самодовольства. — Однако меня это отнюдь не беспокоит. Я никогда не поверю в то, что мужчина в возрасте и положении Джонатана позволит втянуть себя в любовную историю с вчерашней школьницей.

Элизабет резко выпрямилась во весь свой немалый рост.

— Никогда не думала, что мои чувства вызывают такой интерес у всех членов моей семьи, — холодно объявила она. — Если вы не против, я бы сменила тему разговора.

— Очень правильное решение, — обрадованно заявила Джессика, — мы обсуждаем в чистом виде гипотетическую ситуацию и только понапрасну тратим время и силы.

И она с улыбкой стала во всех подробностях обсуждать достоинства нового костюма, который недавно заказала своему портному.

Элизабет не проронила ни слова.

Сэр Алан непроизвольно затронул больную тему, когда вся семья уже сидела за обеденным столом:

— Я бы хотел, чтобы Чарльз и Джонатан перестали наконец бить баклуши на Дальнем Востоке и вернулись домой. Нам совершенно необходима их помощь, чтобы выбраться из ужасного финансового тупика.

Руфь немедленно вступилась за мужа.

— Чарльз прекрасно помнит о своих обязательствах, отец, — сказала она, — и если вам будет угодно еще раз перечитать его письмо, то вы увидите, как подробно он описывает свои усилия в заключении сделки с Толстым Голландцем на Яве, которая должна разрешить проблемы «Рейкхелл и Бойнтон».

— Я отлично помню все, что он написал, — ответил сэр Алан, — но я ему не верю. Я не представляю, какая сделка может принести нам ту огромную сумму, в которой мы нуждаемся.

— Я совершенно уверена в Чарльзе, — спокойно произнесла Руфь.

Ее свекровь посмотрела на нее и озарилась счастливой улыбкой. Какая же замечательная у нее невестка, лучшей и желать нельзя! Ведь Джессика Бойнтон прекрасно знала, что быть преданной Чарльзу для Руфи совсем не легко, — если принять во внимание, как часто тот бывал ей неверен. Оставалось лишь надеяться, что Руфь и впредь проявит такое же долготерпение, пока, наконец, Чарльз не сумеет целиком посвятить себя ей, пока не сможет быть ей преданным так, как она того заслужила.

К столу еще не подали сладкого и кофе, а Элизабет попросила извинить ее и встала.

— Я собираюсь пойти на бал, который сегодня вечером дают лорд и леди Уисдейл, — сообщила она, — и хочу нарядиться в какое-нибудь головокружительное платье.

— Ах да, разумеется, — сказала ей мать. — А кто будет тебя сопровождать?

— Ронни Уэйбрайт, — ответила Элизабет голосом столь же невыразительным, каким в эту секунду было ее лицо.

Джессика мгновенно просияла.

— Прекрасно! Сэр Рональд — весьма незаурядный молодой человек и вдобавок очень недурен собой. Как получилось, что вы едете на бал вместе?

Элизабет пожала плечами.

— Насколько я могу догадываться, наша хозяйка закрепила его за мной в качестве кавалера, — сказала она. — Впрочем, я не вижу, какое это может иметь значение. В конце концов, это просто молодой человек, который ведет барышню на вечеринку.

Сэр Алан откашлялся.

— Он, надо сказать, очень небеден. Уэйбрайты владеют угольными шахтами и сталелитейным заводом.

Элизабет преувеличенно глубоко вздохнула, встала из-за стола и направилась в свою комнату.

Когда к столу подали блюдо с персиками, между Руфью и ее свекровью произошел короткий разговор, по окончании которого Руфь сказала:

— Если вы посчитаете это нужным, мама, я могу переговорить с Элизабет с глазу на глаз о Джонатане Рейкхелле.

— О, пожалуйста, прошу тебя! — воскликнула Джессика. — Когда она была малышкой, было забавно слышать от нее, что когда-нибудь она выйдет замуж за Джонатана. Теперь, когда она превратилась в женщину, слушать такие речи просто невыносимо.

— Ну что ж, — сказала Руфь, — не знаю, смогу ли я чем помочь, но хуже от этого разговора, пожалуй, не будет.

Как только они поднялись из-за стола, она тут же отправилась на третий этаж, в комнату в дальнем конце здания, которая примыкала к ее собственной спальне. Гам были покои Элизабет.

Девушка еще не успела облачиться в свои наряды и сидела, смотрясь в зеркало на туалетном столике. Осторожными, но точными движениями наносила она на лицо макияж мягких тонов, который чудесно оттенял и подчеркивал то, что и без него было прекрасно.

Невольно Руфь залюбовалась ею и восхищенным взором окинула всю ее, с головы до ног. Это поистине совершенная фигура, решила она. Немногих женщин природа наградила такой высокой и упругой грудью, такими изящными плечиками, такой необыкновенно тонкой талией. Казалось, у нее вовсе нет живота, а бедра ее были столь же высокими, сколь и пышными.

— Если ты не против, — сказала Руфь, — я задержусь на минутку, чтобы поговорить с тобой наедине.

— Если тебе не помешает, что я буду продолжать готовиться к вечернему балу, — ответила Элизабет, — можешь начинать. Ты, понятное дело, пришла читать мне мораль.