Восточный триллер

— Вернётся, — спокойно среагировал на побег Мема. — От добра не сбежишь. Ну, так вот, — снова поднял глаза на Моню. — В этой квинтэссенции Слова Божьего, — ткнул пальцем на расписанную доску, — сорок одна буква. И каждая имеет смысл, предсказывает будущее, объясняет прошлое и располагает к умиротворению настоящее. Не говоря уже о том, что Славе был сорок один год, когда он изрёк текст Священного писания, то есть скрытый смысл Библии. И ещё, послушайте: «Отчьшеанз ен отьшёдйан! Адукьшеанз ен адутьшёди!!!» — Он закатил глаза и сложил руки на груди, прижав их ладонями одна к другой.

— Это на древнееврейском? — поинтересовался Моня.

Моня снисходительно посмотрел на пропавшую душу. Пояснил:

— Это на славянском. Тот же святой текст, но прочтённый наоборот. Читая это каждый день в тот момент когда в голову приходит всё что угодно, кроме мысли о Боге, ты становишься обращённым и присоединяешься к Бессмертному Славе. Нюанс один — надо заставить себя не желать ничего и не думать ни о чём. Тогда в голове и останется лишь эта Великая Истина. — Он снова торжественным голосом прочёл абракадабру и посветлевшим взглядом окинул десантников. Спросил:

— Чувствуете Силу и Влияние Божьего Посыла? Добавил: — Важно помнить ЭТО и забыть всё остальное.

— Мда, — задумчиво сказал Моня Меме, изучая его мнемотехнику. — А как же Христос?

— Свой парень, славянин. Он принял эстафету от Славы, посредством Моисея, и передал дальше. Теперь она перешла ко мне. В миру я был художником, но сейчас бросил заниматься производством идолов. Изображать что— либо грешно, неправильно и вредно для здоровья животного. А я животное. Да и вы тоже, как и моя коза. Вы улавливаете мысль? Виижу, что улавливаете. Скоро и Киев примет моё вероисповедание. Истина — в доске! — Указал на логотип, прибитый к осине. Придвинулся близко к десантникам и шёпотом добавил: — Вот тот, что пялится в монитор и шевелит мышью, тоже наш человек, если дополз до этого места. Наааш, брат… Поздравляю! Не забывай Святой текст!!!

— Кто это наш человек? — недоумённо поинтересовался Моня, оглянувшись назад.

— Да вон он, гляди лучше, — совсем тихо зашептал Мема. — Вслушивается в наш разговор и думает, что он в стороне. Сторона есть одна — Славянская. А она здесь, а не там, в районе Пентиумов.

Седой вмешался в монолог, желая оборвать непонятный бред.

— Мема, а вы не встречали Кабана?

«Пастырь» сунул трубку в рот и изучающе оглядел киевлян.

— Зачем он вам нужен?

— По моему, наоборот. Мы ему нужны, — ответил Моня.

— Кабан православный, — хмуро сказал Мема. — Он верит в поповскую брехню о первородном грехе и триединстве. А вот в мою козу не верит. — Помолчал, раскурил потухшую трубку. Посоветовал: — Не стоит вам с ним встречаться. — Добавил: — И даже смотреть на него.

— А почему — же это нельзя смотреть? — поинтересовался Маринин.

— Интуиция, — ответил эксхудожник и хмуро потянул козу за верёвку, которая и впрямь уже вылезла из крапивы и вернулась к хозяину. — Панове, я своё мнение сказал, а там как знаете. — Мема оглядел Моню и добавил:

— Ты был бы весьма успешным неофитом. Рожа у тебя бандитская — значит грехов много. А лучший неофит — грешник. Это ещё Исайа сформулировал. А до него ещё кое кто. Некий Элохим, наблюдая действия своих наблюдателей, пришёл к такому выводу. Эту банду нельзя было допускать до общения с детьми Адама и Евы. Был внедрён посторонний ген, навсегда раздвоивший людей. В результате есть то, что есть. Смешение генофонда архиевы с посторонней дезоксирибонуклеиновой кислотой. Эхнатон был прав. Кому-то было необходимо взять на себя роль бога и навести порядок. Нефертити, правда, завалила операцию. Но мыслеформы остались. Главные из них — Женщина и Змей.

— Пойдём Саша, — сказал Седой Моне. — Бруклин, по заданию Дубины забросил нас в самое пекло шизофренического заражения. Наверное, здесь испытали новое оружие.

Десантники покинули Мему, который умиротворённо помахал им в след рукой и проговорил: «Братья, помните Святое Слово».

«Братья» уверенной походкой двинулись в сторону Глухова, указанную им уже многими, но пока являющуюся лишь вектором, модулируемым психопатией. Окончательное убеждение в том, что кругом одни сумасшедшие придало им решительности и ликвидировало полумистический стресс.

— Саша, ты въехал, куда киданул нас полковник? — вопрошал Седой, оживившийся после рационализации восприятия действительности.

— Вова, я понял, о чём ты. Политбюро — это, скорее всего, параноики, случайно получившие доступ к Интернету и «кинувшие» этого Муссолини — специалиста по психоанализу. Мы закончим операцию и завершим переговоры. Я всё запишу на диктофон. Но потом будем разбираться.

— Да, Саша, разбираться будем. Мы не клоуны и подопытные кроли.

Впереди послышалось лёгкое шуршание, и из тумана на большой скорости выскочили два велосипедиста на спортивных «Хондах». В чёрных очках промчались мимо десантников, словно привидения, обдав лёгким ветерком.

— Это не психи, — заключил Маринин.

— Да, не похоже. Вот это и есть нормальные глуховчане. Признак разумности воспринимается даже в движении.