Восточный триллер

— Спасибо, Саша, — искренне ответил тот. Улыбаясь, добавил: — Однако я бы ещё прыгнул.

— Вова, ощущение свободного падения не забывается никогда, — молвил Моня, — Душа молодеет от близости смерти — так говорил мой комбат. Странные слова, но что-то в них есть.

— Весёлый парень твой комбат. Жизнелюб.

— Да, майор был парень что надо. Погиб недавно под Дубровником. Ты, наверное, слышал, что там сербы сделали американцам Варфоломеевскую ночь?

— Слышал, конечно. В Госдепартаменте до сих пор сосчитать пропавших без вести не могут.

— Это были не совсем сербы.

— Я, Саша, догадывался.

— Комбату не повезло, ракета попала в его БТР.

Вышли на дорогу. Утренняя мгла рассеялась, но над землёй ватным одеялом висел плотный туман. Сориентировались по компасу, и пошли в сторону города. Вскоре из тумана показалось каменное изваяние — женщина в украинской национальной одежде с караваем в руках. На противоположной стороне дороги светлела табличка: «Глухов». Узкая бетонная трасса уходила в глубину лесной чащи. Вплотную к ней подступили цветущие акации, сцепив свои кроны и возвышаясь пятнадцатиметровыми, жилистыми изваяниями, стоящими вдоль дороги, словно таможенные генералы. В глубине леса загадочно выговаривали песни проснувшиеся скворцы. Сонно принялась за свои предсказания кукушка. Из придорожного кустарника не торопясь, выбрела флегматичная собака с умными глазами и длинной, лохматой шерстью. Явная помесь добермана, колли и дворняги. Классическая порода современной действительности. Это Моня подметил давно. Ещё его дед, много лет назад, когда была в разгаре мода держать породистых псов, предсказывал массовые изменения в генотипе бродячих собак.

Пёс внимательно смотрел на путников, зевнул, перешел дорогу и скрылся в зарослях дикой конопли.

— Ты смотри, — подивился Моня. — Конопля свободно растёт! Как в Чуйской долине — рви, не хочу. Благодать для подсевших на драп.

— Она беспонтовая, — ответил Седой. И добавил: — В Глухове находится единственный НИИ лубяных культур на весь бывший Советский Союз. Они сорок лет выводили сорт конопли, не содержащий наркосоставляющей. Вывели, однако. Красивая, ароматная травка. Но её курить — всё равно, что крапиву.

— Да? — удивлённо спросил Моня. — А на вид, как настоящая. Да мне в общем-то все — равно, понтовая она или беспонтовая. Я эту дрянь не курю.

Двинулись дальше. Через несколько шагов наткнулись на стайку мухоморов, проломивших асфальт и растущих посреди дороги.

— Чёрт! — опять удивился Моня. — Точно Глухов. Здесь, выходит, и машины не ездят?

— Возможно, — ответил Седой, также изумлённый таким проявлением глухомани.

Медленно двинулись вперёд, в глубину тумана, туда, где исчезала дорога, покинутая автомобилями. Вдали показалась человеческая фигура. Приблизилась, и перед киевлянами предстал человек в военных галифе, в кедах и рубашке цвета хаки. На шее алел аккуратно завязанный пионерский галстук. Короткая седоватая стрижка, внимательный взгляд и руки в карманах. Незнакомец скользнул взглядом по Седому и остановился на Моне.

— Брат, дай закурить.

Моня с любопытством посмотрел на представителя глуховчан. Вытащил пачку «Беломора». Протянул, предлагая:

— Возьми, друг, но только у меня папиросы.

— Спасибо, брат, спасибо, — слегка шепелявя, поблагодарил незнакомец. — Я курю всё. А спичку, брат?

Моня дал подкурить. Спросил:

— Куда это ты, друг, в такую рань?

— Да так, гуляю. Люблю туман. Вы, я вижу, не местные. Надо будет помочь — заходите. Меня все знают, весь город. Личность моя приметная и очень, в местных краях, известная. Я — Гитлер.

— Гитлер? — невозмутимо уточнил Моня.

— Да, это я и есть. — Все меня знают… Все… А на похороны один Дэня пришел. — Нахохлился и убрёл в туман. Крикнул Моне издали: — Брат, а какое сегодня число?

— Двадцать первое, — ответил Маринин.

— А год?

— Ты что, друг? — подивился Маринин. — Две тысячи известный на дворе.

— Мда, времечко летит, ответил Гитлер и исчез окончательно.

— Помешанный какой-то, — сказал Седой. — Дыня на похоронах ходила, года не помнит. Шизо, короче.

Двинулись дальше и минут пять шли молча, переступая мухоморы. В мутном мареве просыпающегося дня показалась фигура человека. Приблизилась, и перед десантниками предстал средних лет парень в чёрной футболке с надписью VOVA. Круглое лицо дружелюбно оглядело Моню и Седого. Моргнув глазами и перекинув папиросу из одного угла рта в другой, парень сказал:

— Здравствуйте, киевские шпионы! — Вынул папиросу, сбил пепел и вопросительно добавил: — Как живёт столица?

Десантники молчали, ошеломлённые столь неожиданной проницательностью местного населения. Моня неуверенно выговорил:

— Доброе утро, э-э-э…

— Меня зовут Чёрт, — сориентировал Маринина незнакомец. — Вы из Киева, а я из Сибири. Почувствовал — моё присутствие необходимо. И прилетел.

— А с чего это вы, пан Чёрт, решили, что мы из Киева? — решительным тоном вопросил Седой.

— А что, из Глухова? — поинтересовался VOVA.

— А может, из Сорбонны? — не уступал Седой. — Идём на практику в ваш лубинститут.