Восточный вал

Кстати, в этой же папке лежал и сделанный по заказу Черчилля рукописный перевод на английский язык книги Роммеля «Пехота атакует»[15], к чтению которой премьер Британии обращался уже множество раз. Жалко, что уходить из жизни этому германскому Бонапарту пришлось в незавидной роли заговорщика против фюрера. Недостойно это полководца такого таланта, недостойно!

«Ты бы лучше вспомнил, — упрекнул себя Черчилль, — в какой ничтожной ипостаси униженного пленника завершал свой земной путь на далеком и диком клочке суши тот, настоящий Бонапарт, кумир твоего Роммеля! Да и твой — тоже! Каким жалким и… беспомощно гражданским он выглядел на острове Святой Елены. Именно так, «беспомощно гражданским», — понравилась Черчиллю эта явно унижающая Бонапарта словесная формулировка.

А еще в этом же скорбном списке Черчилль обнаружил имена командующего войсками рейха в Бельгии и Северной Франции, высокородного аристократа Александра фон Фалькенхаузена; командующего группой армий «Север» фельдмаршала Георга фон Кюхлера; командующего танковой группой и давнего соперника «отца бронированных армад» Манштейна; командующего танковой группой генерала Эриха Геппнера. И… кто там еще?

Ну, конечно же, как он мог забыть о таком патологическом заговорщике, как начальник оперативного управления группой армий «Центр» генерал Хённинг фон Тресков?!

В отличие от Роммеля, фронтового генерала, личность Трескова никакого чувства восхищения или хотя бы приверженности у премьера Великобритании не вызывала. И не только из-за его странноватой, на русский лад, фамилии. Просто Черчилль терпеть не мог заговорщиков, даже если заговоры эти направлены были против его, Черчилля, личных врагов. Он мог одобрить их удачное покушение на его врага, но никогда не позволил бы восторгаться самой личностью покушавшегося.

Черчилль уже знал, что этот генерал, в генеалогическом древе которого, как предполагают, действительно просматривалась и русская кровь, плел свой заговор против Гитлера давно. Существуют сведения, что он пытался убить фюрера еще весной 1942 года, когда тот посещал штаб группы армий «Центр», располагавшийся в то время в Смоленске. Причем сделать это хотел с помощью секретного технического новшества — пластиковой бомбы.

«Покушаться на фюрера во время разительных успехов его армии в войне против коммунистов и на самом пике его популярности в народе?! — и теперь тоже пожал плечами Черчилль. — На что следовало рассчитывать такому человеку, — что, простив убийство своего вождя, фанатично настроенные толпы германцев с криками «эиг хайль!» провозгласят фюрером Великой Германии его, Трескова?! Бред какой-то! И неужели еще тогда он умудрялся находить единомышленников в армейской, генеральской среде?!»

Как бы там ни было, одну хитромудрую взрывчатку с часовым механизмом фон Трескову все же удалось подсунуть в пакет с коньячными бутылками и передать офицеру, улетавшему в Берлин вместе с Гитлером. Вот только взрыватель тогда не сработал. Кого спасали в те минуты ангелы: офицера-смертника, фюрера или самого фон Трескова, сказать трудно. Но похоже на то, что какие-то высшие силы в течение событий все же вмешались. И вновь увели фюрера от гибели.

«Неужели действительно вмешались?! — в который раз предстал премьер перед давно мучившим его вопросом. — Неужто и в самом деле у фюрера существует какая-то связь с Высшими Посвященными Шамбалы, Атлантиды или чего-то там еще?!»

Нет, чисто по-человечески Черчилль, конечно, мог бы посочувствовать кое-кому из фельдмаршалов и генералов, которых фюрер только что арестовал. Однако минуты «сочувственной слабости» стареющего, примирившегося с превратностями мира сего аристократа уже проходили; наступали минуты холодного расчета непримиримого политика.

Черчилль и в самом деле постепенно отходил от сугубо человеческого восприятия того, что ему открывалось со страниц донесений английских разведчиков-нелегалов из Германии, и начинал оценивать события так, как и должен был оценивать их глава враждующей с рейхом страны. В последний раз с чем-то подобным сэр Уинстон сталкивался в тридцатые годы, когда такую же массовую резню своих офицеров устроил недоученный семинарист и бывший платный агент царской охранки Сталин, он же «Кровавый Коба».

Это сатанинское самоистребление коммунистов настолько ослабило Красную армию, что едва не поставило ее на грань краха. Впрочем, в отличие от Германии, «самоистребление» коммунистов распространялось на все слои огромного, многонационального народа России. Премьер мог поклясться, что в истории не было примеров столь массового истребления одним из правящих кланов своего собственного народа, к какому прибегли в свое время жидо-большевики в России. Причем Черчилль не раз публично утверждал, что подобное истребление собственного народа не имело прецедента и уже, очевидно, никогда в истории нынешней цивилизации не сможет повториться. Так почему же фюрер решился следовать его путем?

— Крите, — позвал он личного секретаря.

— Я — весь во внимании, сэр, — молниеносно, словно джин из бутылки, явился тот своему патрону.