— Завтра — ответил Степан — можно я сейчас уйду из монастыря не — надолго, а ночевать вернусь к вечерней службе?
— Конечно. И ты Савва иди с ним. Вы наверное к Александре хотите пойти? Видел её вчера здесь.
— Да, к ней.
— Ну, с Богом!
И они вышли. Пока шли к дому бабы Мани, молчали. Почти у калитки Стёпа обратился к Савве:
— Савва, я хочу рассказать матери о кладе, когда уже будем дома. Хорошо?
— Как скажешь.
Они зашли в дом. Баба Маня и Александра сидели на диване. Увидев Степана и Савву, Александра вскочила и замерла.
— Мам, я всё вспомнил — Степан первый бросился к ней в объятия.
— Ой, Господи! Слава богу! Я так рада. Как это хорошо! — Александра плакала и смеялась одновременно. Она гладила лицо сына, смотрела в его глаза и видела прежний блеск в его глазах. А он обнимал её и был очень рад, что вот она рядом, его мама. У него есть дом и его прежняя жизнь, какая бы она не была. Все были рады, все улыбались, потом пили чай, говорили о Степе, о его возвращении памяти и что теперь можно возвращаться домой….
Вернулись Савва и Степан к вечерней службе. Отстояв службу, Степан стал прощаться с каждым из монахов. Каждому целовал руку и просил благословения. Это было грустное и трогательное прощание. Все привыкли к нему, всем стал как сын. Особенно долго прощались Степан и отец Никодим. Старец взял Степу за руку и тихо попросил увести его к лавке. Когда они сели на лавку, отец Никодим долго гладил ладони Стёпы, лицо, приговаривая:
— Милый наш, Степа, вот ты и вспомнил всё и уезжаешь от нас. Мне тебя будет очень не хватать. Не знаю, свидимся ли мы ещё. Не забывай меня, нас братьев монахов, нашу прекрасную горную обитель. На прощание я хочу подарить тебе единственное, что у меня есть.
При этих словах, старец снял с шеи, спрятанный под одеждой, на простой верёвочке нательный крест и вложил его в руку Степана со словами:
— Это дорогой крест, достался мне по наследству. Хочешь — оставь обо мне на память, а хочешь — продай его, если в жизни будет туго.
Стёпа расжал ладонь. На его ладони лежал массивный золотой крест. Это было целое произведение искусства. Сам крест и перекладина были простые, но их переплетали стебли цветов и в середине каждого маленького цветка сиял рубин. Степан никогда не видел такой красоты. Он взял руку отца Никодима, поцеловал её:
— Боже, какая красота! Спасибо за подарок. Я клянусь, что никогда не продам его, а буду насить на груди, как бы не сложилось в жизни. Это будет мне память о вас, о наших зимних вечерах, когда мы читали писание. Я обещаю, что стану иконописцем и вернусь, чтобы расписать наш храм.
По лицу обоих текли слёзы, оба понимали, что может видятся в последний раз. И это было очень тяжело. Степан надел крест на шею и убрал под одеждой. Для него это было самое драгоценное сокровище, даже ценее, чем клад на кладбище….
И вот настало утро. Степан и Савва, уже выйдя из монастыря, повернулись к храму и долго крестились. Потом, не сговариваясь, каждый погладил старый, кирпичный забор, прощаясь. После этого они пошли к дому бабы Мани, где уже ждала их Александра, что бы все вместе ехать в город. Дорогой молчали, любуясь видами за окном. Здесь в горах лежал снег, но чем ближе они приближались к равнине, пейзаж менялся. Стало меньше снега, потом пошёл дождь, и около города дождь прекратился, и выглянуло солнце. "Вот ведь климат у нас — думал Савва — в горах мороз и снег, а здесь по — весенему тепло, хотя ещё зима. К вечеру может похолодать" Он уже отвык от этих перепадов погоды — в монастыре, в горах были чёткие времена года. Если зима, то зима. Если лето — то это лето. Савва знал, что едет с Александрой и Степаном ненадолго. Хотел удостоверится, как Стёпа устроится дома и что он решит с кладом, и, если надо, то поддержать Александру. Да что говорить, он просто хотел быть по — больше с сыном. Он оказался таким хорошим парнем, и Савва полюбил его всем сердцем! Только Степан так ещё и не знает, что Савва его отец. Ничего, ничего, успеется, пусть парень придёт в себя. Так думал Савва…