Вот это поцелуй!

Я никогда еще не видела выбритого женского лобка так близко. На Рите были прозрачные трусики. Ноги и руки у нее были очень мускулистые. В углу лежали гантели, эспандер, свернутый в валик коврик, висел турник. Вместо живота у Риты было несколько рядов мышц.

– Посмотри на меня, – вздохнула я. – Ну разве можно поверить, что каждое утро я по часу бегаю?

– Да ты хороша и так! Ты могла бы с успехом заняться борьбой. Только надо бы сбросить килограмм, скажем, пятнадцать.

– Рита, да чтобы сбросить пятнадцать кило, я бы все на свете отдала.

– Хочешь, я за это возьмусь?

– Я так занята, пойми… Я вечно куда-то несусь… Ну а сколько на это понадобится времени?

– Надо подумать. Ну что тебе сказать? Дай мне полгода…

Полгода… Да я за полгода могу двадцать раз помереть. Ведь в нас стреляли чуть ли не ежедневно! Орды козлов регулярно превращали нас в мишени. Ни с того ни с сего. Порой они устраивали на нас настоящую охоту на окружной дороге, втягивая нас в жуткие родео, от которых мы седели раньше времени. Во время вооруженных налетов и ход шли базуки. А их адвокаты смеялись нам в лицо. Эти люди глотали всякую дрянь, от которой превращались в диких зверей. Сегодня и речи нет о том, чтобы дать легавому пинка под зад или подкараулить его с лопатой, как в старые добрые времена. Надо признать, что с переходом в новое тысячелетие нам не открылись врата в новый спокойный мир и с каждым годом обстановка все ухудшалась, так что теперь эти придурки стреляют по нашим головам. Иногда страшно подумать, в каком мире мы живем и куда катимся.

– Представь себе, что однажды я забеременею, – сказала я. – Ужас, а? Прикинь, в них-то джунглях?

Ты хочешь знать, Рита, не делала ли я аборт? Да, делала. Я тогда как раз узнала, что Фрэнк, мой муж, трахается с мужчинами, и с трудом по перенесла. Фрэнк, мой муж… Я помню, что со мной творилось, когда я получила доказательства: пройду несколько шагов и упаду, только встану – и опять, ноги у меня были как ватные.

– Да, знаем мы твоего мужика. Знаем, чем он занимается… Частенько видим, как он слоняется около писсуара.

– Спасибо, не надо подробностей! Мне от этого до сих пор плохо. Да, в тот день моя жизнь остановилась. Можешь ты в это поверить? Да, остановилась, словно меня расплющило об стену. Дерек тогда себя проявил с лучшей стороны. Просто потрясающе себя проявил! Он как раз открыл парикмахерскую, и это само по себе было безумием. Он просто с ног валился. Но ты же знаешь Дерека. По сравнению с ним мать Тереза – ничто! Ты знаешь Дерека, сама все понимаешь.

– Да, на него всегда можно положиться… у меня тоже всякое бывало, жуткие истории, об одной мы с тобой уже говорили… ну, та, из-за которой я больше ни с кем не трахаюсь, и уже довольно давно… Когда это начинает меня слишком уж заедать, я иду к Дереку поговорить. Он всегда умеет подбодрить, этого у него не отнимешь. Может, он какое-то волшебное слово знает, этот Дерек… Уважаю я его, очень и очень уважаю.

Вот это и означает: втираться в доверие. Никогда не забывать, что у тебя есть работа и что ты ведешь эти разговоры с определенной целью. Но, выпив вина, я уже не слишком ясно осознавала, зачем я в этой квартире, правда, потом все же вспомнила. Я пыталась пройти по пути, которым шел Фрэнк, когда увлекся расследованием дела Дженнифер Бреннен. Вспомнила, фотографии. Мы пришли к Рите, чтобы посмотреть фотографии.

– Ну, давай посмотрим фотографии, – сказала я.

Она уселась рядом со мной. Очень близко, но все было пристойно.

– Если я разревусь, – вздохнула она, – не обращай внимания.

– О'кей.

У нее на коленях была большая картонная коробка. Ее сиськи так и торчали над кучкой сваленных в беспорядке глянцевых фотографий. Вот Рита и Дженнифер Бреннен весной, вот они летом, вот – осенью, в городе, за городом, на террасе, вот – ночью, а вот – днем, вот – на лужайке кампуса, вот – в кабинке фотоавтомата, вот – на пляже, а вот – около новогодней елки.

– Я не люблю говорить о любви, но это была любовь, можешь мне поверить.

– А вот это кто? Альбинос?

– Кто? Вот этот?

Его я сцапала на следующий день, ближе к вечеру.

Утром нас с Натаном погрузили в машину для зачистки сквота, где расположились наркодельцы; прямо силой запихнули: так называемый желудочный грипп выкосил ряды полиции, и Фрэнсис Фенвик, наш шеф, тщательно разработавший операцию, у нас согласия не спрашивал. Мы просто взбесились из-за того, что пришлось взять на себя работу целой оравы бездельников; мы, разумеется, не смолчали, но наш шеф Фрэнсис Фенвик – это человек из стали, монолит с посеребренными висками, и он ведет личный крестовый поход против тех, кто снабжает наркотиками его дочь, просто свихнулся на этом. Настоящий тиран, псих этакий!