Вот идет цивилизация

Хороша ли она была? Не очень, говорит Джордж. Но и не совсем плоха; просто не очень хороша. Он говорит, в двадцать первом столетии секс претерпел мало изменений по сравнению с нашими временами. Если вы преуспели в нем в одном столетии, то преуспеете и во всех прочих, так он считает. Может, два самых больших отличия в том, сколько одежды нужно с себя снять и каким образом сделать так, чтобы не «залететь». Она выглядела девочкой разумной, и он решил, что может довериться ей в последнем вопросе.

А как все же насчет кровосмешения, спросил я его? Ну, он говорит, заниматься любовью со своей праправнучкой из двадцать первого столетия почти то же самое, что заниматься любовью с модельершей из соседнего подъезда.

Если он что говорит, так оно и есть. Ну, вы же его знаете.

Они трахнулись два-три раза, и после каждого она как будто становилась чуть-чуть пьянее. Когда все закончилось и они отлепились друг от друга, Джордж принялся разглядывать ее. В самом деле, прекрасное тело. И знаете что? Она все еще стискивала в руке фотографию его родителей. Собственно говоря, еще несколько секунд назад она вместе с ней каталась по простыне.

Он встал, забрал фотографию и убрал ее обратно в ящик.

Такая вот Антуанетта Доннелли.

Она все еще тяжело дышала.

– Просто фантастика, – сказала она. – Ты необыкновенный, мистер Джордж Райс.

– Спасибо, – ответил он с самодовольной ухмылкой. – Мой отец благодарит тебя. Моя мать благодарит тебя. И я благодарю тебя. – Он взял стакан с ночного столика и протянул ей.

Пусть и дальше раскрепощается.

Она отпила немного – знаете, секс и у меня всегда вызывает жажду, – подняла руку и взглянула на пульсирующее черное пятнышко на внутренней стороне запястья.

– Ох, уже поздно, – сказала она.

Джордж решил, что теперь самое время сделать ход; сейчас или никогда.

– Ты ведь не уйдешь, хотя бы не намекнув мне? – прошептал он… ну, вы знаете, как Джордж это умеет. – Всего лишь намек, а?

Она пробормотала что-то в шарик на своем правом плече. И снова – фьють! – красный комбинезон вскипел и обхватил ее тело, ну, типа того.

Чувствовалось, что соображает она с трудом.

– Ты очень, очень хорош, – усмехнулась она. – Даже знаешь, как спросить о том, о чем не имеешь права спрашивать.

– Не имею права? Да ладно тебе. – Он наклонился и поцеловал ее. – Я заслужил это право. Право прапрадеда.

Она засмеялась.

– Замечательный у меня прапрадед!

Они вместе вернулись в гостиную. Чувства переполняли его. Было совершенно очевидно, что она не может отказать ему, не может скрыть правду. Наверно, у него был чуть-чуть самодовольный вид. Ну, вы же знаете Джорджа.

– Давай выкладывай! Почему ты так стремилась увидеть меня? Что во мне такого особенного?

– Ну, начать с того, кто такие – в смысле, кем были – твои родители. С их достижений.

– Мои родители? О чем ты? С ними, конечно, все было в порядке, жизнь свою они прожили как надо, но ничего выдающегося не сделали. Какие такие достижения?

– Ну, взять хотя бы критическую монографию твоей матери о традиционном романе. Прекрасная вещь.

– Ты имеешь в виду мамину книгу? Ох нет! Она и опубликовать-то решила ее лишь под давлением прессы. Заплатила четыре тысячи долларов, но книга вышла только через год после ее смерти.

Антуанетта пожала плечами.

– Да? А у нас она по-прежнему в дефиците. Самое конструктивное исследование традиционного романа двадцатого столетия. Все остальные лишь подражают ей.

– Господи! А па? Бедный, старый, придурковатый па? Только не надо о его коллекциях спичечных коробков или банок из-под пива… Эй, только не это!

Девушка прикоснулась к паре шишек на своем костюме. Послышалось что-то вроде звона колокольчиков.

– Ну, – сказала она, – если ты имеешь в виду семь его знаменитых коллекций – те, которые он оставил филиалу местной публичной библиотеки, – если ты их имеешь в виду, то это как раз то, о чем я и хотела тебе сказать.

– Знаменитых. Ты сказала – знаменитых! Эти паршивые коллекции? К нам и в подвал-то не зайдешь, потому что все там завалено этим хламом.

– Да, я сказала «знаменитых». Конечно, это в той же степени относится к сопроводительной монографии, что и к самой коллекции. Почти во всех университетах читают двухгодичный курс, основанный на этой монографии: «Популярная культура и ее индустриальная основа». Точнее, только половина курса основана на монографии твоего отца, вторая половина касается теории музыки, которую впоследствии разработает один из твоих детей.

– Что еще за один из моих детей? Сколько у меня будет детей? Кем они…

– Нет. Я не могу входить в такого рода детали будущих событий. Ты ведь понимаешь почему? – Она с силой потерла красноватую шишку, и позвякивание приобрело отчетливо различимый ритм. Очень похожий на икоту. – Мне и самой хотелось бы рассказать тебе побольше. В особенности о моей бабушке, одной из твоих внучек. Именно ее исследования скорости света, прежде считавшейся постоянной, легли в основу всей моей работы в области путешествий во времени. Хотя теория ее кузена, я бы сказала, тоже очень…