Вот мы и встретились

С первым же шагом в мини-дебри его обильно осыпало прорвавшимся «одеялом», а ноги утонули в снегу выше колен. Хорошо, что ватные штаны плотно входили в валенки, и за голенища ничего не попадало. Оглядевшись, вырубил тонкую осинку и сделал дрын, чтобы валить снег спереди, а из-под ног стал выгребать снегоступиной. Рассвело. Стало тепло, хотя солнце ещё не набрало силу, скользя по далёким серебристым вершинам сопок. Снова полез и снова встал, разразившись боцманским матом: под ногами, под лежачими зарослями торчал остроугольный курумник, предательски укрытый не только снегом, но и упавшими листьями, оборванными гниющими ветками и густым скользким мшаником, и всё присыпано размокшей наносной пылью. Как тут копать? А надо. Радовало то, что широкие подошвы валенок проваливались меньше, чем кеды, да и снег, набившийся между стволиками и камнями, выровнял опору и, как ни странно, показалось, что сейчас идти легче, чем летом. Скорее, наверное, так ему хотелось. Когда прополз две трети склона, где на двух, а где и на четырёх, цепляясь за вихляющиеся переплетённые деревца и оберегая глаза от острых веточек, то остановился: где-то здесь надо попытать судьбу. Гольца-ориентира не видно и сопки с канавами и вешками – тоже, пришлось снова ориентироваться по буссоли и своим видимым следам на водоразделе первого отрога. Было уже близко к полудню. Жалко, что забыл термос в конторе. Попил вместо горячего чая холодного снежку, посидел, остывая, на пружинящем кедровом сидении. Было так тихо, что казалось, что он один на всём истинно белом свете. Нет, Мария Сергеевна, вам, дорогуша, с вашим общительным характером и живым темпераментом здесь делать нечего – увянете. Вздохнул и, достав из рюкзака остро наточенный топор, принялся вырубать площадку под канаву. Даже сбросил телогрейку – солнце палило уже так, что мокрая от пота энцефалитка просохла, а на щеках под глазами, где не было волос, почувствовались ожоги. Потом освобождал площадку от курумника, добираясь до почвы, и обрадовался тому, что земля под булыгами не очень промёрзла, и копать будет легко. И то – хлеб! Когда кончил, образовалась траншея с каменными стенками глубиной выше колен, и большего сегодня, к сожалению, не сделать.

Спускаться было много сложнее, чем подниматься. Впрочем, в жизни подъём всегда легче спуска. Кто-то, усиленно карабкаясь и расталкивая соседей локтями, думает, что вот долезет до вершины успеха и, если не удастся там закрепиться, то, нахапав как можно больше, спускаться будет не так уж трудно, и очень сильно заблуждается – на спусках-то и расшибают дурные головы или сами, или с помощью товарищей. В лагерь вернулся потемну, устал до изнеможения, а ведь ещё и не начинал работать. После обильного мясного ужина, с усилием отгоняя навалившийся сон, снова склонился над картами, стараясь поточнее определить, где он выбрал площадку для канавы.

- Что там? – осторожно подсел к столу Николай.

- А тебе зачем? – с усталости грубо спросил Иван Всеволодович.

- Интересно.

- Ну, если интересно, - внимательно посмотрел на него начальник, - то ничего хорошего: стланик и скрытая осыпь, слава богу, небольшой мощности. Пока – всё.

Помолчали.

- Завтра на канавах делать нечего, - Николай слегка порозовел, всё ещё памятуя о неприятном разговоре, воздвигшем стену отчуждения, - я пойду?

Сил для пререкания не осталось. «Ладно», - подумал Иван Всеволодович, - «пусть попробует себя по-настоящему напоследок».

- Ну, если очень хочется… тогда так, смотри: переправимся через ручей, доберёмся до первого отрога, вот, - он показал на топокарте, - дальше я пойду прямо, а ты – вверх по водоразделу и собирай образцы, особое внимание лавовым и интрузивным образованиям, чтобы хотя бы приближённо установить границу рудоконтролирующих комплексов. Доберёшься до вершины сопки, спускайся по второму отрогу, дойдёшь до середины, - он показал на второй отрог, - ори, я услышу – отвечу. Спустишься ко мне, и в лагерь вернёмся вместе, усёк? - На том и уговорились.

Доброволец скатился к нему на собственных салазках, удерживаясь за тяжеленный рюкзак-якорь, когда пасмурный день, обещавший снег, чуть помутнел, а Иван Всеволодович пробился к прячущейся руде на метр.

- Ну, как? – улыбнулся помощнику. – Всё цело?

- Нормально, - успокоил тот, - мне-то что – всё вниз да вниз, а вы, смотрю, изрядно повкалывали.

Ручной канавокопатель тоже был доволен собой.

- Стараемся, начальник, - отрапортовал шутливо.

- В передовики рвётесь? – Доверие и хорошая физическая встряска пошли парню на пользу: в глазах уже не было неуверенной мути, они смотрели ясно и весело. – На приз надеетесь?

- Вместе тяпнем, когда докопаемся, - ещё приветливее улыбнулся старший. – Нам бы только зацепить здесь рудную струну, чтобы всё рудопроявление зазвучало в полный голос. Слушай, я без спроса назвал его Марьинским, ничего?

Николай не возражал, сейчас он был согласен на любое название.