Вот мы и встретились

Зато как уютно, красочно и привлекательно выглядел их новый съёмочный лагерь из трёх небольших палаток на зелёной травянистой поляне, укрытой с трёх сторон густым лесом,  и сбегающей к ручью в зелёных кустистых берегах. Ещё на базе они с Жорой выбрали это место на карте так, чтобы основной лагерь был расположен как можно ближе к центру съёмочной площади и на ровном возвышенном берегу ручья, стремящегося к большой реке. Эта река пересекает съёмочный лист и уходит на соседний, где вновь обосновался – будь он неладен! – Казанов с компанией. Но теперь-то Иван Всеволодович, наученный горьким опытом, твёрдо решил заходить и на его площадь, чтобы не дать образоваться неестественным загогулистым геологическим границам в пограничной полосе. Вертолётную площадку сделали на берегу реки у впадения в неё ручья, где в округе нет высоких деревьев. Правда, грузы пришлось таскать до лагеря на себе, да грузов-то было не ахти сколько. В общем, устроились нормально. Следующий день ушёл на окончательное обустройство. В одной шестиместке разместились начальники, во второй – техник Алексей Гордеев, опытный мужик лет за тридцать пять, и Витёк с Сашком, а третью предназначили для склада и хозяйственных нужд. И на следующий день пошли маршрутить, напялив новейшие кеды, повязав на голени и щиколотки обмотки и натянув плотные воздухонепроницаемые энцефалитки. Себе Иван Всеволодович выделил бо

льшую южную часть съёмочной площади, отгороженную рекой, чтобы в конце сезона можно было подетальнее заснять площадь Марьинского, которому необходима надёжная детальная геологическая основа. С Николаем они уговорились, что сделают её на пару. А пока три дня походили вместе с Жорой, чтобы новичок вспомнил, как это делается – когда-то после института ему довелось два сезона побродить с молотком и рюкзаком, но многие практические навыки подзабылись, да и Ивану Всеволодовичу небезынтересно было понаблюдать за работой помощника и убедиться, что профессиональных знаний для самостоятельной съёмки у него хватает. И был доволен, когда парень, несмотря на показушную бородку, оказался дельным съёмщиком. Теперь можно и разделиться и, не отвлекаясь, врубиться в потогонную работёнку от зари до зари и тем самым сэкономить недельку-другую в конце июня для встречи Веры. Лишь бы не подгадила погода. Как назло в реке оказалась тьма тьмущая зажиревших ленков и форели, как ошалелые выпрыгивали на мелководье из воды хариусы, по чистому галечному дну куда-то спешили раки, и бригада дружно взвыла, требуя законного дня отдыха, иначе грозились выйти на протестную демонстрацию с митингом, объявить лежачую забастовку, а то и ещё хуже – отправить жалобную телеграмму Жириновскому, и тогда угнетателю несдобровать по-настоящему. Под давлением подлого шантажа пришлось сдаться, но и начальник у забастовщиков оказался ушлым мужиком и выделил им день, когда сам должен был дежурить на кухне. Вечером кайфовали за рыбным столом, сожалея, что нет допинга.

          Жара установилась не весенняя – влажная и душная, с утренними туманами. Энцефалитки разукрасились серыми потовыми подтёками, ткань в подмышках заскорузла и побелела. Особенно досаждала утренняя роса. Она вымачивала кеды и штаны насквозь до пояса, дубели от холода ноги и всё, что выше. Жорж жаловался, что станет, в конце концов, импотентом. Стали при выходе из высокой травы раздеваться и выжимать одежду. Жара и духота изматывали больше, чем ходьба. Красивые сопки превратились в крутые враждебные горы, а курумники – в раскалённые камни, исходящие струистым жаром. И хотя дождь замедлил бы темпы работ, его ждали с нетерпением, и он, наконец-то, разразился, да какой! – ливневый, с первым майским грозовым грохотом и стреловидными молниями, расщепляющими и валящими деревья. Буревая какофония началась вечером. Туго натянутые палатки промокли только по швам, да на потолке выступили мелкие частые капельки, и можно было, не опасаясь потопа, закутаться в спальники и дремать под усыпляющий шум дождя.

          - Ура! – обрадовался Жорж. – Завтра выспимся.

          Иван Всеволодович не стал его разочаровывать, он-то знал, что поздняя небесная хлябь к утру обязательно кончится, небо прояснится, а маршрутить придётся мокрыми до обеда. И обязательно появятся голодные комары, роящиеся в воздухе густыми шарами в алчном ожидании кровеносных двуногих тварей.