Вот мы и встретились

На коротком низком пирсе сидели грузчики в ожидании катера, челноком сновавшего на мелководье между громадной баржей, замершей на рейде, и пирсом, перевозя всякие грузы. Около побелённых домишек пристани никого не было видно, не было никого и около десятка бараков посёлка. Не доезжая до них, Иван Всеволодович свернул на крутой серпантин, поднявший их на сопку, наполовину срезанную береговым скалистым обрывом, и там заглушил мотор. Когда Вера с его помощью выбралась из тесной капсулы и подошла к обрыву, он, не в силах сдержать экстаза, воскликнул, протягивая руку в сторону водной стихии:

- Посмотри, какая силища, какая мощь, какая красота…

- … и какой ужасный и холодный ветер, - продолжила она, оборвав его пафосную тираду.

Он обернулся к ней, улыбаясь.

- Тебе не нравится?

Она равнодушно пожала плечами.

- Я представляла себе его другим, - и объяснила: - таким, как показывают по телевизору: синим и голубым, с длинным и широким солнечным пляжем с красивыми загорелыми людьми, а вдали – корабли под парусами и многопалубные лайнеры. А здесь, - она стянула рукой ворот куртки под подбородком, - много воды, и больше ничего. И та сизо-синяя и тёмная, почти чёрная, горизонт закрыт стелющимся туманом, и никого на узком грязном пляже, а в море одна баржа с ржавыми бортами. Неуютно и тоскливо. Чем ты восхищаешься? Меня уже продуло насквозь, и если останутся какие-нибудь впечатления, то только жестокий насморк. Поедем отсюда.

Иван Всеволодович ничего не сказал, никак не защитил одно из чудес своего Дальнего Востока, молча сел за руль и даже не помог ей забраться в коляску. Ему было смурно от её, в общем-то, верного сегодняшнего впечатления, но и жалко, что природа такую красавицу наделила чёрствой холодной душой без чувства прекрасного и взлётов фантазии. Она всё чаще напоминала ему ожившую мраморную статую, внутри которой всё твёрдо.

Скатились вниз, обкатили пристань с другой стороны и выкатились на грязный пляж. Конечно, он не был усеян навезённым и просеянным кварцевым песочком, а был покрыт природными эрозионными отложениями, перемешанными за много веков со сброшенной сухой береговой растительностью, выброшенной морем морской капустой и водорослями, которые и сейчас валялись коричневыми, ржавыми и зелёными космами, высохшими маленькими крабиками и раскрытыми раковинами. Да и сам по себе песочек был не только кварцевым, но и с большой примесью других тёмных пород.

- Посмотри-ка, какое архитектурное совершенство и красота, - указал ей на скалы, громоздившиеся в береговом обрыве, уходящие гребнеобразной лентой в море, торчащие из воды толстенными пальцами и высоченными арками, - гляди-ка…

- И всё украшено птичьим помётом, - дополнила она красоту.

«Нет», - подумал Иван Всеволодович, - «рождённого ползать летать не научишь». Побрели медленно, проваливаясь в песок, по самому краешку набегавшей с шипением волны, и он не стал ей рассказывать, какие бывают грозные водяные валы, как шумит под ветром разбушевавшаяся в шторм стихия, как хлещет о скалы вспенившийся прибой, не стал, потому что ей не понять, не увидев, да и засомневался, что рассказ будет ей интересным. Брели, не торопясь, подбирая и рассматривая раковины, гальку, погибших крабиков. Она попробовала рукой температуру воды, сказала: «О-го!», попробовала на вкус и с отвращением сплюнула. Около скалы, в небольшом углублении, в хрустально-прозрачной воде нашли болтающихся в размеренной качке оранжево-зелёных морских звёзд и чёрных игольчатых морских ежей. Иван Всеволодович хотел вытащить и дать ей подержать, чтобы лучше рассмотреть, но она отказалась, спрятав руки за спину и пожаловалась на чаек:

- Как они скверно кричат, - и попросила:

- Поедем домой.