Вот мы и встретились

Вечером Вера уткнулась в ноутбук и просидела за ним до ночи, а Ивану Всеволодовичу ничего не оставалось, как заняться опостылевшей диссертацией, и он дал себе слово закончить её к льготной пенсии. В воскресное утро он снова попытался размягчить мрамор и предложил слазать на самую высокую гору близи посёлка, которую непременно покоряли все молодожёны, клялись там перед небом в вечной любви и верности, иначе можно было и загреметь вниз, а лететь туда аж 1200 м. Вера не выразила энтузиазма, но и не возражала, и они полезли. Хорошо, что у комаров, в отличие от геологов, завершился сезон, и только редкие и крупные кровопивцы пытались напоследок ещё насладиться последней кровушкой, предпочитая высасывать её из полнокровной альпинистки. Иван Всеволодович больше боялся клещей, и потому поднимался впереди, надеясь, что мелкие, но опасные тварюги осядут на нём, и всё равно проверял ведомую со спины через каждые четверть часа и снял-таки пару красненьких носительниц яда. Вера, надо отдать ей должное, не ныла и не канючила, а упорно продвигалась следом, изредка цепляясь за деревца и за выступы скал. Последние пару сотен метров надо было пролезть между известняковыми выходами и вскарабкаться по ним, и вот они уже на вершине, небольшая плоская площадка которой вытерта до блеска штанами многочисленных покорителей. Присели и новички. Вера тесно прижалась к Ивану Всеволодовичу, прислонив голову к его плечу.

- Ну как, впечатляет? – спросил экскурсовод, гордясь вторым чудом Дальневосточной земли – бескрайним зелёным морем с вздыбленными волнами сопок, а далеко-далеко в золотистом мареве солнечного света прозрачно голубели исполины главного хребта Сихотэ-Алиня, и близко-близко внизу убегала к морю, змеясь, серебристая река в белых берегах. – Глядя на всё это, чувствуешь, как мал человек и ничтожен, чтобы совладать с природой и отнять у неё богатства, накопленные за многие миллионы лет.

- Всё так зелено, - вяло согласилась она, - что рябит в глазах. Может, и красиво, но мне больше думается о том, что придётся спускаться.

- Устала? – догадался Иван Всеволодович. Вера, опершись на его плечо, встала и шагнула к обрыву, он придержал её за руку и тоже поднялся. – Ты куда?

- Знаешь, - сказала глухо, вязко, - мне почему-то хочется подойти к самому краю и заглянуть вниз.

- Не вздумай! – предостерёг он. – Не дай бог, сверзнешься.

- Так и тянет, - попыталась сделать ещё шаг, но он не позволил.

- Ты что? – догадался о смутных, тревоживших её, мыслях. – Сомневаешься в нашей верности? – На подъёме он рассказал ей о роли скалы для влюблённых.

Вера вся как-то сжалась, напряглась, рука её в его руке дрожала.

- Мне очень хочется заглянуть вниз.

Он обнял её за плечи и отвёл подальше от притягивающей пропасти.

- Не надо, ты всё равно ничего там не увидишь, лучше загляни в свою душу.

Воскресный вечер ничем не отличался от субботнего: Вера опять зациклилась на электронике, а Иван Всеволодович мучился с собственными мыслями, запечатлёнными в диссертации. «Вот так», - подумал, не выдав ни одной новой и дельной, - «работаем в одной организации, занимаемся, можно сказать, одним делом, а сидим врозь, каждый со своими тетрадками, и пообсуждать нечего».

- Вера, тебе не скучно здесь? – спросил, попытавшись оторвать от наркотической техники.

- Нет, - ответила, не отвлекаясь от клавиатуры, - с тобой мне не скучно.

А ему не то, что скучно, даже тошно сидеть так и маяться без трёпа. Мария со своим режиссёром, небось, каждый вечер полощут друг друга вдрызг, обсуждая очередной театральный успех или провал, и, конечно, забытьём забыла давнего-предавнего знакомого, который в кобелиной горячке как-то признался в любви, а она не соизволила ответить тем же, обреча… обрекя… обрякнув… фу, ты! – заставив его кинуться в омут. Ни бе, ни ме, ни нет, ни да! Так с хорошими верными друзьями не поступают. Забыла начисто!